Жар под золой - [40]

— Когда ты обнаружила письмо? Где?

— Днем, когда пришла с работы. На вешалке в прихожей. Я как раз хотела сказать Клаудии, что нашла для нее два места. Она может начать работать ученицей в нашей основной библиотеке или ученицей в «Дрезденском банке». Там со временем можно стать средним служащим, а то и повыше... У меня лопнуло терпение, Лотар, и я решила хоть раз использовать свои связи. А что, другие это делают... Почему именно нас должны обскакивать те, кто живет только за чужой счет?

— Не может, а могла бы, Хелен, — услышал я опять свой голос. — Могла бы стать ученицей. — Я вслушивался в произносимые мной слова, совершенно не сознавая, что говорю.

Жена сдвинула мои руки со стола, чтобы расстелить скатерть. За едой лишь спросила:

— Вкусно?

— Подогретое всегда вкуснее, — сказал я, не подымая глаз.

Без какого-либо намека с моей стороны она спустилась в подвал и принесла нетронутую бутылку вина, оставшуюся от рождества. Мы совсем забыли о ней. Хелен достала из настенного шкафчика две рюмки и сама откупорила бутылку.

Свою рюмку она выпила залпом.

— Хорошо! — сказала она. — Лотар, что будем делать вечером?.. Мы давно не ходили в кино, во всяком случае вместе.

— А это идея. Во сколько начало?

— В восемь. Или в четверть девятого. В газете есть, проверь, пожалуйста. — Она отнесла посуду в мойку.

Громко тикали кухонные часы. Мы сидели в доме, только мы вдвоем, в доме, который прежде был для нас тесен, а теперь стал слишком просторен, в доме, который мы сами построили, собственными руками. Каждый день Хелен после работы, а также по субботам и воскресеньям подвозила на тачке песок и цемент. На ладонях у нее появились мозоли, и ночами она вздрагивала не от желания, а от страшной усталости. Клаудия в какой-то мере права, когда говорила, что мы построили дом не ради нее, а ради нас самих. Но все-таки мы строили и для нее. И вот мы сидим друг против друга, словно два старика, которые, прислушиваясь, как скрипят балки, гадают, сколько времени им, старикам, еще осталось проскрипеть и когда наступит конец. У меня не стало будущего.

Я пошел в коридор, снял телефонную трубку и позвонил Бальке. Услышав его голос, я сказал ледяным тоном:

— Забери у меня свои ящики. Я выхожу из игры.

Мне было слышно, как Бальке с трудом перевел дыхание. Тем не менее он сдержанно ответил:

— Не делай этого, Лотар, ты не можешь меня подвести... Ведь это было своего рода испытанием. Тебя ожидают другие дела, с загрузкой на полный рабочий день, даже больше... Увидишь, что я для тебя приготовил...

— Бальке, не морочь мне голову, я выхожу, боюсь погореть на этом деле.

— Что значит погореть, что ты этим хочешь сказать? — быстро спросил он.

— Бальке, не прикидывайся глупее, чем дозволено полицией. Я забираю ящики с пистолетами у незнакомых мне людей и отвожу эти ящики людям, которых тоже не знаю. Все, хватит...

— С пистолетами? — Он спросил это так, будто здорово испугался. Значит, Франк был прав, Бальке решил притвориться дурачком. — Ты сказал, с пистолетами? — выкрикнул он в трубку. — Откуда тебе вообще известно, что в ящиках?.. Пистолеты, боже мой, если это обнаружится, моей доброй репутации крышка!

— Я просветил ящики на рентгене у зубного врача. Забери завтра же, или я привезу их тебе в контору.

— Лотар! Штайнгрубер! Я не желаю с этим связываться! — разволновался он. — Не вези их в контору, я пришлю за ними! Лотар, Штайнгрубер, подумай хорошенько... Ну чем ты будешь заниматься, чем, спрашиваю? Целыми днями торчать дома? Ну где ты еще найдешь работу?

— На кладбище, — ответил я и положил трубку.

В коридоре стояла Хелен. Она уже переоделась и была готова к выходу.

Приехав в центр города, я поставил машину у стройплощадки дортмундского метро. Парковаться там запрещалось, но я рискнул: машина зато была в безопасности. Жена взяла меня под руку и вместо того, чтобы направиться в сторону Мюнстерштрассе или Брюкштрассе, где были расположены кинотеатры, мягко, но настойчиво повела меня к Старому рынку и усадила там на скамью.

— Позвони младшему Швингхаммеру в Хаген, — сказала Хелен, не отпуская моей руки. — Ведь они очень дружат. Спроси его прямо, не знает ли он, что с ней, не могла же она бросить его так, как нас.

— Наверно, тоже написала ему письмо. Когда собираешься удирать, не будешь же об этом трезвонить. — Было тяжко в этот душный вечер сидеть на скамейке в центре города и глазеть на прохожих. — Пойдем, у нас в саду прохладнее.

— Подожди, Лотар. Так с ума сойдешь, нельзя же сидеть сложа руки и ждать. Ищи ее.

— Где ее искать, Хелен? Где? Я готов хоть на край света идти, если б знал, что она там.

— Ищи ее, — повторила Хелен.

Мы медленно пошли к стройплощадке метро, где оставили машину. Переходя через Вестенхельвег, я сказал:

— Хелен, может, это сейчас ни к чему, но я все-таки скажу. Помнишь, мы застряли в одной деревне, возле Унны, когда там было шествие стрелков?

— Да ну тебя. Ты что, вспомнил того типа, который мочился на ходу? Этой сцены я никогда не забуду. Божественная была картина.

— Нет, я не про него. Помнишь «короля стрелков», толстяка, который восседал на повозке рядом с дородной теткой, «королевой»?