Жар под золой - [33]

— Ну как же. Знаем, что пистолеты перевозят из одного города в другой, хватит и этого. Не лопаточки для тортов... И тебе известно, что не лопаточки ты возишь.

— Тебе тоже, — ответил я. — А больше мы ни черта не знаем. Груз — и все. Остальное нас не касается.

— Нет, Лотар, так просто не отделаешься. Мы еще потолкуем, вечерком я зайду.

— Надо бы рассказать об этом Баушульте, — нерешительно предложил я, — он человек опытный, темные дела за километр чует, нюх у него хороший.

— Брось, отставному охотнику за головами нельзя доверять.

Из комнаты дочери доносилась музыка, играли на нескольких инструментах. Я постоял в коридоре, прислушиваясь, и спросил жену, накрывавшую в кухне на стол:

— Что там за оркестр?

— Где-то им надо же репетировать, — ответила она и чмокнула меня в ухо. — Водкой пахнет... ты же не выносишь водки. Сегодня они выступают на старой рыночной площади, ведь, в конце концов, им необходимо что-то делать, иначе захандрят и совсем скиснут. А тут, может, еще и прославятся, — добавила она полушутя-полусерьезно.

— Хелен, тебя как подменили, с чего это вдруг?

Она постучала ножом по краю тарелки и указала вилкой на меня:

— Лотар, я для тебя подыскала работу, даже в двух местах, брось свое упрямство и соглашайся.

— Поклониться твоим дорогим товарищам? — усмехнулся я.

— Тебе они тоже товарищи, хотя ты и без партбилета, — и Франк, твой друг, и я, твоя жена.

— Никаких подачек от них не возьму. Ведь ни один из товарищей не пришел сюда и не сказал: Лотар, мы сожалеем, мы допустили ошибку.

— Опять ты уходишь от ответа, ну как с тобой разговаривать?

— Не будем себя обманывать, Хелен. Если кто-нибудь из них действительно хочет поговорить со мной, я всегда готов... Но им нужны только подпевалы. Ничего, еще три месяца, и я получу пособие по безработице. Если, конечно, дадут. От твоих друзей мне никакой работы не надо. Ясно? И прошу тебя, Хелен, больше к этой теме не возвращаться.

— Предпочитаешь иметь дело с уголовными...

— Что ты сказала? — Я вздрогнул от неожиданности. Откуда она узнала? Что ей известно?

— О Бальке ходят слухи, будто он намерен создать в нашем городе новую партию — какую, можешь примерно себе представить, ведь Бальке даже из ХДС выгнали, сочли, что его взгляды несовместимы с дальнейшим пребыванием в рядах...

— Слухов всегда хватает. Людей хлебом не корми, только дай посплетничать — это твои слова, Хелен.

— Пойми, Бальке опасен.

— Опасен? — Я уже начал злиться. — Для твоих товарищей я тоже стал опасным... Исключая меня из своих рядов, они сочли тогда единогласно, что человек, усевшийся на трамвайных путях, опасен для их партии. Хватит об этих лицемерах, и не красные они, даже не розовые, вообще никакие, они случайно попавшие, а куда — им все равно.

— Ты не прав, Лотар, обида ослепила тебя, ты проклинаешь сейчас то, за что недавно голосовал вместе с нами. А мы этого не заслужили, не забывай, что я еще в рядах партии...

— Тебя тоже выгонят, если ты выставить на стенде книги, которые им придутся не по вкусу... причем судить об этих книгах они неспособны, потому что вообще не читают. Поверь, твои товарищи — это стадо коров: пасутся по воле хозяина, он их и кормит, он их и доит, дважды в день.

Хелен побледнела. Она медленно поднялась и, обиженная, вышла из кухни.

* * *

Я стою на берегу реки.

Мне хочется перейти на другой берег, не замочив ног, разглядеть, что там, за цветущими кустами, хочется жить на том берегу, я больше не хочу быть тем, кто я есть, хочу быть другим. Но реку не перейти, зимой она не замерзает, течение у нее быстрое, и ветры над ней дуют сильные, не перелетишь. А тех, кто пытался перелететь, относило назад, либо они падали в реку и тонули. Ни одного утопленника еще ни разу не удалось найти.

Иногда вечерами там вспыхивают огни — белые, пестрые, — окрашивая небо во все цвета радуги. И мы с грустью глядим на тот берег и ловим звуки веселой жизни; грусть сменяется радостью, когда хоть немножко света оттуда падает на наш берег, согревая нас, и мы начинаем танцевать, благодарные тем за эту малую толику света, а строители, уже взявшие было в руки молотки и кельмы, чтобы возводить мост через реку, откладывают инструменты, потому что им тоже хочется насладиться отзвуками царящего там веселья.

Потом мне кажется, что все вдруг падает и рушится на меня, мчатся деревья и цветут автомашины, земля у меня над головой, а я ступаю по небу, ветер дует круто ввысь, мир перевернулся, и я цепляюсь за облака. Потом я оказываюсь в каком-то шаре, шар вращается, я пытаюсь ухватиться за что-нибудь, но не за что — внутренняя стена шара гладкая, меня бросает из стороны в сторону, а мне ничуть не больно, только голова немного кружится; все видится в каком-то тумане, звезды стали огромными и похожи на мутные луны, солнце давно зашло. Утренняя заря как пожар, в котором каждый день сгорают надежды. Кто раздувает пожар? Кто и для кого? Кто отважится его погасить? Я вижу себя десятилетним мальчиком, верхом на крылатом коне, мы летим над городами, бросаем на землю золотые монеты, а впереди летят мои желания.

— Лотар, что там происходит? — Жена трясла меня за плечо.