Жар под золой - [22]

— Как женщина, конечно, — не без ехидства вставил я.

Хелен отложила свои тетради и, прикурив сигарету, толчками выдохнула целую дымовую завесу, окутавшую нас. Тяжело дыша, она спросила:

— Скажи, Лотар, ты смог бы изменить мне?

Вопрос застал меня врасплох, я смотрел на экран, пытаясь вникнуть в смысл фильма.

— Знаешь, Хелен, если б я и хотел, что толку: раньше, когда работал с утра до ночи, было некогда, а теперь я уже вышел из возраста, когда бегают за юбками.

— Ах, я сейчас заплачу. Мужчина никогда не выходит из возраста, а уж ты и подавно, насколько я тебя знаю...

Я разозлился:

— Хелен, ну что это за чушь! Я был сейчас у Эберхарда и могу сказать тебе только одно: если когда-нибудь я окажусь в таком же положении, принеси из подвала большой гаечный ключ и... Чтоб я вот так медленно подыхал, не смей допускать этого... понимаешь, человек просто разбит, выдохся, другого слова нет... а ты тут городишь: мужчина не выходит из возраста...

— Ну чего ты раскипятился? И вообще, ты в последнее время из каждой мухи слона делаешь!

Выйдя из дома, я покатил на велосипеде в пивную. Франк сидел за столиком один и с наслаждением дымил толстой сигарой. Я подсел к нему.

— Я только что от Габи. Она не знает, где ты.

— А ей это надо знать? Лотар, я просто боюсь идти домой. Если старик умрет, что будет с Габи? Ты хоть раз задумывался об этом?.. Пей, я угощаю.

— Мой черед, Франк, я получил двухдневную работу.

— У Бальке?

— Как думаешь, зря я согласился?

— Не валяй дурака, в нашем положении нос воротить не приходится. А деньги у Бальке пахнут не больше, чем у других. Главное кое-что есть в кармане... Ну и времена... Жена отца нянчит, у смерти оттягивает, а я не решаюсь домой идти, боюсь, что застану уже мертвеца.

— Франк, у тебя есть работа, дела идут в гору.

— В гору? — вспылил он. — Я тебе сейчас кое-что расскажу, чтоб ты знал, как выглядит эта гора. В субботу я отказался возить штучный груз, и наш босс заявил мне: «Я никого не принуждаю. Но и мне никто не помешает сделать так, что первое число месяца для тебя будет последним». Вот до чего мы дожили, фактический король сегодня — это предприниматель, даже если он всего-навсего мелкая сошка с двадцатью машинами для развозки товаров. Я поехал в субботу, что мне еще оставалось? Опять сидеть и ждать... тебе это знакомо, мне тоже, поэтому и поехал.

В дверях появилась Клаудия, на ней была американская форменная блуза с тремя шевронами на рукаве. Оглядев зал, дочь направилась к нам. Посетители у стойки проводили ее взглядом.

Усевшись за наш столик, она заказала пиво.

— Чего ты? — без родительской нежности спросил я. Неприятно было видеть свою дочь в пивной.

— Дома невтерпеж. Я пришла пешком. Отец, у матери совсем сдали нервы!

Из-за громко зазвучавшей музыки разговаривать стало невозможно. Какой-то молодой человек пригласил Клаудию танцевать, она любезно отказалась.

Мы просидели еще часа три. Когда мы с Клаудией пошли к выходу, Франк воскликнул:

— Короли уже не короли!

— Что он этим хотел сказать? — спросила дочь, усаживаясь на багажник велосипеда.

— Ты же слышала, — крикнул я против ветра, — короли уже не короли!

* * *

Абитуриентки явились на выпускной вечер все как одна в белых бумажных платьях старомодного покроя. В вырезе платья кое у кого красовались орхидеи, некоторые девушки вплели цветы в волосы.

Хелен нарядилась в кирпично-красное платье, которое два года провисело в шкафу ненадеванным. На мне был темно-синий однобортный костюм в мелкую полоску, голубая сорочка и широкий галстук, расписанный красными цветочками. Я чувствовал себя втиснутым в корсет и двигался, словно проглотил палку. После первого вальса с дочерью я толкался среди празднично разодетых гостей, большинство которых видел впервые, так как никогда не ходил на родительские собрания, да и зачем — ведь дочь училась хорошо, если же и возникала необходимость посещения родителями школы, это улаживала Хелен.

Для школьного учителя библиотекарша более подходящий собеседник, чем каменщик с потрескавшимися руками.

Долговязый блондин в светло-гороховом костюме при темно-гороховой бабочке неразлучно танцевал с Клаудией, самозабвенно раскачивавшейся в его руках; один раз во время танца она задела меня, но даже не заметила, что это я. Молодого человека я встречал прежде, но помнил его смутно. Мне он не нравился.

— Ну что ты так смотришь? — спросила Хелен, внезапно появившаяся рядом, взволнованная и разгоряченная. Она познакомила меня с какой-то пожилой супружеской четой, о которой я запомнил лишь, что они владельцы обувного магазина в центре города. Когда они отошли, Хелен, кивнув на Клаудию, с гордостью сказала:

— Красивая пара. Не правда ли, как они хорошо смотрятся?

— Что это за дылда? — спросил я.

— Рупперт, он же у нас был несколько раз. Вон там стоят его родители, отец в белом смокинге, у них фантастическая вилла в Хоэнсибурге. Однажды меня пригласили туда на кофе. Не дом, а сказка. Отец — директор машиностроительного завода в Хагене... пойдем, я тебя представлю.

— Лучше не надо, — удержал я ее, — мне сейчас не до этого.

Ну что я мог ожидать? Каменщик, пожалуй, им не требуется, вряд ли нужен и шофер для развозки штучных грузов, которому приходится еще, как Франку, таскать по лестницам ящики и коробки.