Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 1 - [25]
Нет!.. Нет. Совершенно ясно, что мадам нужен предлог для встречи и, второпях, она просто не придумала ничего интересней… Но зачем ей это? Союз? Для чего? Или… против кого? Или все-таки…»
От внезапно пришедшей на ум мысли показалось, что холодный ветер усилился, и герцог Лотарингский отошёл от бойницы. Раньше ему здесь хорошо думалось, но сегодня.., то ли слишком холодно, то ли тревожно… Чёрт побери, в какие тяжкие времена приходится жить! Пожалуй, стоит вернуться в замок, хоть немного, отогреться и понять, понять, наконец, чего хочет эта герцогиня!
Карл пошёл к лестнице. И башенный часовой, мгновенно приосанившись, стукнул концом алебарды об пол.
– Следи за сигнальными вышками, – бросил ему Карл.
Потом спустился в галерею, ведущую к замку, и пошёл по ней в глубокой задумчивости, сутуло, заложив руки за спину…
Четыре года назад Карл Лотарингский ездил в Бургундию, не столько повидаться, сколько попрощаться с герцогом Филиппом. Старик был уже очень и очень болен, и всё сокрушался из-за того, что оставляет слишком много власти своему сыну Жану.
– Ах, если бы тебе.., – почти шептал Филипп, стискивая слабеющими руками ладонь своего воспитанника. – Жан не будет вести себя так же умно, как мог бы ты… Он очень изменился после плена, никого не слушает, и забыл.., совсем забыл мои уроки…
Измученное телесной болью лицо совсем скривилось, и старый герцог устрашающе бессильно заплакал.
Карлу тяжело было смотреть на эту слабость.
С раннего детства воспитываясь в доме Филиппа Бургундского он привык видеть только силу, которой не переставал восхищаться. И постоянно учился и учился тому, что это восхищение вызывало… Да, он был бы старому герцогу лучшим сыном, чем самодовольный и безрассудно заносчивый коротышка Жан. Беда заключалась в том, что, сколько бы Филипп ни говорил: «лучше бы ты…», сына своего он все равно продолжал любить…
– Поговори с ним, Карл, – шептал умирающий, теряя силы. – наш король безнадёжен, ему не поправиться. А Луи Орлеанский дурак и скоро сам себя загонит в ловушку. Надо только не давать ему одуматься и немного подождать… Я так хорошо все подготовил… Но Жан нетерпелив и обязательно.., обязательно испортит… Силы мои кончились, удержать его некому… Ах, если бы ты… поговори с ним, Карл!
Да, если бы, если бы…
В другое время Карл Лотарингский обязательно напомнил бы Филиппу, что они с Жаном никогда особенно не ладили, а после турецкого плена и вовсе разругались. Но теперь, чувствуя в ладонях последнее тепло этой мощной когда-то, но теперь усохшей и покрывшейся старческими пятнами руки, он понимал, что отчаянная просьба умирающего не просто забота отца о сыне.
– Я всегда любил и Францию тоже, – выдохнул старик. – А он… он бездумно разорит её… При дворе не зря говорят – «Бургундец»… Моя вина, что не научил его любви большей. Да и мудрости научить не успел, что уж тут говорить… Моя вина, а тебе расхлёбывать. Но кому ж ещё…
И умолк.
Разговор лишил его последних сил, позволив болезни вспыхнуть новым приступом боли.
По знаку Карла сиделка сбегала за лекарем, который, кроме пускания крови, никаких других средств дать облегчение больному не знал. И, чтобы не присутствовать при этом тягостном зрелище, герцог решил прямо сейчас попытаться исполнить последнюю волю своего воспитателя.
Жана он нашёл не сразу, обойдя почти половину Руврского замка, но не считая для себя возможным расспрашивать слуг. Потом догадался, наконец, заглянуть в места, знакомые ещё с тех пор, когда сам он – уже зрелый и крепкий юноша – находил, по просьбе герцогини Марго её маленького, непоседливого первенца, и, уворачиваясь от укусов и битья палкой, возвращал его в комнаты обеспокоенной матери
Как и ожидалось, коротышка, поигрывая кинжалом, развалился на старом походном сундуке в тесной каморке возле оружейной. Он скосил глаза на Карла и усмехнулся:
– Кто бы сомневался, что придёшь именно ты, Карл. Карл Смелый… Или вернее было бы сказать: Карл верный? Карл рассудительный? Или Карл послушный?..
Герцог, сцепив зубы, переступил порог и прикрыл за собой гладко обструганную дверь.
– Ты забыл добавить «любящий».
– Как, как? Любящий?!!
Закинув голову Бургундец расхохотался, рывком сел на сундуке, широко раскинул ноги и, воткнув кинжал в крышку, оперся на него рукой.
– Любящий говорил бы сейчас не со мной, а с тем, что осталось в больном старике от прежнего герцога Филиппа.
– Ему стало хуже.
– А я это и так понял, как только увидел тебя… – Коротышка опустил голову. – Хуже… Ему теперь, что ни день, все хуже и хуже, но я туда предпочитаю не ходить… Вот ты, раз уж такой любящий, ответь на простой вопрос: тот, кто тебя сюда отправил, действительно прежний Филипп или ослабевший умом умирающий, за которого говорит его болезнь?!
– Он твой отец.
– Мой отец – Филипп Бургундский! И я снова спрашиваю тебя, Карл, там, в покоях моего отца по-прежнему он, или это уже другой, ничем на него не похожий старик?
Карл Лотарингский досадливо поморщился, но Бургундец истолковал выражение его лица по-своему.
– Вот видишь! – воскликнул он. – Ты тоже понял, что Филипп Бургундский уже мёртв. А его тень, говорящая языком боли, учить нас с тобой уже не может. Так что не трать понапрасну слов, выполняя его просьбы. Лучше давай забудем старые обиды, объединимся и пожмём друг другу руки, хотя бы ради памяти моего отца.
Этот роман объединил в себе попытки ответить на два вопроса: во-первых, что за люди окружали Жанну д'Арк и почему они сначала признали её уникальность, а потом позволили ей погибнуть? И во-вторых, что за личность была сама Жанна? Достоверных сведений о ней почти нет, зато существует множество версий, порой противоречивых, которые вряд ли появились на пустом месте. Что получится, если объединить их все? КТО получится? И, может быть, этих «кто» будет двое…
По словам Герцена, «История – дверь в прошлое».Три рассказа, представленные в книге, – попытка заглянуть в эту дверь. Частные истории, одна из которых основана на фактах, хорошо известных по оставшимся документам; другая – фантазия о встрече, которой не было, но которая могла бы произойти; третья – личная память о времени, в которое дверь так не хочется закрывать.
Загадочная смерть дяди сделала среднего писателя Александра Широкова наследником ценной коллекции антиквариата. Страх быть ограбленным толкает его на сделку, которая обещает стопроцентную защиту коллекции способом совершенно невероятным. В качестве платы за услугу от него просят всего лишь дневник умершего дяди. Однако, поиски дневника, а затем и его чтение, заставляют Широкова пожалеть о заключенной сделке…
Этот роман объединил в себе попытки ответить на два вопроса: во-первых, что за люди окружали Жанну д'Арк и почему они сначала признали её уникальность, а потом позволили ей погибнуть? И во-вторых, что за личность была сама Жанна? Достоверных сведений о ней почти нет, зато существует множество версий, порой противоречивых, которые вряд ли появились на пустом месте. Что получится, если объединить их все? КТО получится? И, может быть, этих «кто» будет двое…
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.