Жанна – Божья Дева - [75]
Она, конечно, не думала и не говорила, что физически родит через непорочное зачатие младенцев, которые потом будут управлять миром: как бы то ни было, её в первую очередь интересовало «святое королевство Французское», и тут никаких сомнений нет – она считала себя призванной «восстановить королевскую кровь», т. е. вернуть престол королевскому роду, идущему от Людовика Святого, и отнюдь не имела в виду дать Франции короля, рождённого от неё самой и Святого Духа. Но верно то, что к слабому, обездоленному наследнику французского престола, преданному своей родной матерью, у неё было действительно материнское чувство. Женщина средней руки, замыкающаяся в безразличии ко всему, что не есть её биологическое продолжение, способна только своему ребёнку давать то, что заложено в её материнской природе: самоотверженную любовь и жалость к живым существам, интуитивное знание того, что им нужно, неутолимую потребность помогать и служить, здравый смысл, не связанный условностями мужского мышления; Жанна же, сделав Бога высшим предметом своей женской любви и отказавшись от счастья иметь своих собственных детей, разрывалась от жалости и к дофину, и ко всему множеству «добрых людей», которые «все, начиная от семилетних детей, должны были погибать злой смертью», и к сиротам всех монастырских приютов, какие попадались ей на пути, и к раненым солдатам, французским и английским, и ко всему своему народу, и ко всем «бедным людям» во всём мире. Возможно, в силу этих неисчерпаемых и преображённых свойств своей материнской природы чистейшая 17-летняя девочка хотела быть в Духе Святом «мамой» всех тех, кто исторически несёт ответственность за сохранность жизни людей.
Ещё ничего не произошло, а слух о том, что в Вокулёре появилась святая девушка, уже дошёл до герцога Лотарингского, страдавшего тяжким и, кажется, не совсем приличным недугом. В надежде избавиться от напасти хотя бы чудом он послал за ней, выдав ей охранную грамоту. Всё, что она могла знать о роли герцога Карла II, никак не могло привлекать к нему её симпатии; тем не менее ей пришлось ехать к нему в Нанси. «Он меня просил излечить его, но я ему сказала, что ничего в этом не понимаю». Одна из свидетельниц Реабилитации, Маргерит Ла Турульд, рассказывает с собственных слов Жанны, что та рекомендовала герцогу вернуть его жену, которую он сбыл в места не столь отдалённые, а сам жил не таясь с некой госпожой Ализон.
«Я мало говорила с герцогом о своём путешествии (к дофину— С. О.). Всё же я попросила его дать мне в провожатые его сына (собственно, зятя, будущего „доброго короля Рене“ – сыновей у герцога не было. – С. О.) и ещё людей, которые привели бы меня во Францию; и сказала ему, что буду молиться Богу о его здоровье».
Может быть, она знала или смутно догадывалась, что Рене, в отличие от герцога, в глубине души всегда сочувствовал национальной монархии. Но менее удачный моментпросто невозможно было выбрать: как раз в это время герцог заставил своего долго колебавшегося зятя примкнуть к очевидным победителям – англо-бургиньонам. Он дал ей коня и немного денег и отправил назад в Вокулёр.
По дороге в Нанси она сделала крюк и посетила церковь Сен-Никола – дю-Пор – знаменитое место паломничества к Николаю-угоднику, издревле особо чтимому в Лотарингии. Если верить Катрин Леруайе, Лассар и Жак Ален, сопровождавшие её вместе с Нуйонпоном, уговаривали её пробираться оттуда прямо к королю, но она ответила, что так не годится: очевидно, она всё-таки хотела иметь «визу» от Бодрикура.
В Вокулёр она вернулась «около первого воскресенья поста», которое приходилось на 12 февраля. Больше она ждать не могла. И она вытребовала у Бодрикура письмо к королю. Каким образом? – надо честно сказать, что мы не знаем этого достоверно, так как вокулёрские свидетели ничего об этом не рассказали. В Орлеане, как видно из «Дневника Осады», впоследствии говорили, будто она прямо сказала Бодрикуру, что наступили последние сроки и что с дофином случилось большое несчастье недалеко от Орлеана: в этот самый день, 12 февраля, произошла катастрофа под Рувре.
Когда она прощалась со своими хозяевами, Анри Леруайе спросил её, не страшно ли ей. Она ответила, «что не боится солдат, потому что ей дан путь для её похода; и что если солдаты бродят по дорогам, то с нею Бог, её Господин, Который даёт ей путь к дофину, и что для этого она рождена».
Был вечер (на вражескую территорию проскользнуть надо было ночью). Во внутреннем дворе Вокулёрского замка собрался отряд из семи всадников. Здесь были Жан де Нуйонпон и Бертран де Пуланжи со своими слугами, возвращавшийся в Шинон королевский герольд Коле де Вьенн, какой-то стрелок по имени Ришар и ещё один совсем молоденький безусый мальчик в простой одежде. «С тех, кто меня сопровождал, Робер де Бодрикур взял клятву, что они меня проведут хорошо и верно. И он сказал мне на прощание: ступай, и будь что будет!» (как видно, он продолжал сомневаться в исходе всего предприятия; он, правда, дал ей на дорогу меч, но казённых денег не дал – все расходы оплатили из собственных средств Пуланжи и Нуйонпон).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)