Жанна – Божья Дева - [72]
«Если бы вы, кум, не были бургиньоном, я сказала бы вам кое-что». (Он решил, что она выходит замуж.)
В январе (ей только что исполнилось семнадцать лет) опять появился Лассар. Она увязалась за ним и сбежала в Бюре.
Она успела только сказать «Прощай, да хранит тебя Бог» своей подруге Манжетте. «Прощайте, я ухожу в Вокулёр», – крикнула она одному из хорошо знакомых ей стариков, проходя мимо его дома. А Овиетта только потом узнала, что Жаннетта ушла навсегда, и «очень сильно плакала, потому что очень её любила».
«Мои родители чуть не лишились чувств, когда я ушла в Вокулёр… Но я должна была уйти, раз это повелевал Бог. Если бы у меня было сто отцов и сто матерей, если бы я была королевской дочерью, я ушла бы тоже».
На этот раз она не стала задерживаться в Б юре; строго говоря, мы не знаем даже, остановилась ли она там вообще. Лассар – первый человек, поверивший в её призвание, – не теряя времени повёл её в Вокулёр.
То светлое, что уже давно входило в её жизнь, теперь её буквально переполняло. По семейным воспоминаниям, записанным в 1476 г., она попросила свою настоящую тётку Авелину, тёщу Лассара, которая, к удивлению, опять ждала ребёнка: «Если родится девочка, назовите её Катрин в память обо мне», – т. е. ей хотелось всеми способами проявлять свою любовь к своей небесной подруге, св. Екатерине (если бы она думала при этом о своей покойной сестре Катрин, то она и сказала бы «Назовите в память о моей сестре», а не «в память обо мне»).
Срок, который она назначила прошлым летом, истекал. И на этот раз, судя по «Дневнику осады Орлеана», она прямо «потребовала от Бодри-кура конвой, чтобы идти к дофину», и заявила при этом то, что будет отныне повторять без устали: что по повелению Божию она должна получить от дофина ратных людей и с ними освободить Орлеан, прежде чем вести дофина к помазанию. Но Бодрикур опять выгнал её вон.
Тогда она решила остаться в Вокулёре и добиваться своего. Лассар устроил её в городе у своих друзей Леруайе. У них она прожила в общей сложности три недели (с перерывом, вызванным поездкой в Нанси). Она помогала своей хозяйке в работе, «много и хорошо» пряла вместе с ней. В своём показании Катрин Леруайе говорит о ней с нежностью, переходит с официального «Жанна» на ласковое «Жаннетта». «Слышали ли вы, – говорила ей Жанна, – что Франция будет погублена женщиной и спасена девушкой с границ Лотарингии?» И добавляла, «что должна идти к дофину, потому что это воля Господа её, Царя Небесного, и что её посылает Царь Небесный, и что если даже ей придётся всю дорогу к дофину ползти на коленях, она к нему придёт».
Уже в предыдущем году она заявила Б одр и куру, что помощь дофину придёт в середине поста. А середина поста приходилась на 1 марта. И Катрин Леруайе видела, что теперь ей «не терпелось быть у дофина, как беременной женщине не терпится разрешиться».
Очень возможно – это предположение высказал Симеон Люс, – что относительно дат для неё играло роль одно соображение, одновременно и мистического, и личного порядка. 25 марта, по случаю совпадения Благовещения и Страстной пятницы, должны были состояться грандиозные торжества у одной из величайших святынь Франции – чудотворной статуи Божией Матери в Ле-Пюи. Там, в историческом центре Франции, в центре очага сопротивления, сотни тысяч паломников поклонялись древнему изображению, «чёрному, но прекрасному». Церковь знала, что это изображение более древнее, чем само христианство, и приписывала его пророку Иеремии; в действительности – что, в конце концов, тоже впечатляет – этот прообраз Девы Марии был местным, галльским изображением Великой Матери. В истерзанной стране люди с рвением, может быть, доселе небывалым тянулись к кроткой Царице Небесной; до нас дошли рисунки XV века, изображающие людские толпы под покровом Богородицы. Арманьяки и лично Карл VII особо чтили Божию Матерь в Ле-Пюи как «свою» святыню – об этом свидетельствуют документы о многочисленных принесённых ей дарах. Уже в предыдущем году (1428-м) при подготовке паломничества было указано, «чтобы все молились Богу и Божией Матери о прощении и милости для спасения их душ и чтобы Бог положил конец войнам и бедствиям». И среди четырёхсот тысяч или полумиллиона паломников, направлявшихся в марте в Ле-Пюи, находилась родная мать Жанны. Такое путешествие в такое время невозможно было предпринять внезапно: Девушка, конечно, знала о нём заранее. И думала, вероятно, что решительный перелом произойдёт в те самые дни, когда всё это людское множество, и её мать в том числе, будет молиться о мире.
Тем временем, пока дело не двигалось с места, она каждый день по крутым улицам, которые ползли вверх по склону горы и кончались лестницами, поднималась в часовню замка, чаще всего – к ранней обедне. Она исповедовалась теперь по два раза в неделю: то у настоятеля городской церкви Жана Фурнье, то у настоятеля часовни в замке Жана Колена (этот последний впоследствии сказал про неё: «совершенная христианка»).
Часто она спускалась в крипту – совсем маленькую нижнюю часовню, расположенную под главной. Под низким сводчатым потолком, между тремя колоннами всё-таки светло благодаря четырём окнам, расположенным над уровнем земли, и, вероятно, здесь обычно не бывало никого. Один мальчик, Жан ле Фюме, прислуживавший в часовне замка и впоследствии ставший священником в Вокулёре, подсмотрел, как она тут «молилась на коленях перед Пресвятой Девой, то пав ниц, то подняв лицо». Он стал говорить, что эта девушка – святая. Молва не замедлила распространиться.
Филипп Филиппович Вигель (1786–1856) — происходил из обрусевших шведов и родился в семье генерала. Учился во французском пансионе в Москве. С 1800 года служил в разных ведомствах министерств иностранных дел, внутренних дел, финансов. Вице-губернатор Бессарабии (1824–26), градоначальник Керчи (1826–28), с 1829 года — директор Департамента духовных дел иностранных вероисповеданий. В 1840 году вышел в отставку в чине тайного советника и жил попеременно в Москве и Петербурге. Множество исторических лиц прошло перед Вигелем.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)