Жанна – Божья Дева - [206]

– В том, что у меня спрашивают, я положусь на суждение воинствующей Церкви, если только она не потребует от меня такой вещи, которой сделать невозможно. И я считаю невозможным отречься от моих дел и слов, о которых говорилось на процессе, от видений и откровений, о которых я сказала, что они даны мне от Бога, и я не отрекусь от них ни за что на свете. Ни для кого на всём свете я не перестану делать то, что Господь велел или велит мне делать, и от этого мне невозможно отречься. И если бы Церковь захотела заставить меня поступать против повелений, данных мне от Бога, я не сделаю этого ни за что на свете.

А если Церковь говорит, что её видения – самообман или дьявольское наваждение?

– Я послушаюсь Господа, и Его повеления я буду исполнять всегда. И я отлично знаю, что то, о чём говорится в моём процессе, совершилось по повелению Божию. Относительно дел, про которые я утверждала на процессе, что я сделала их по повелению Божию, мне иначе поступить нельзя. И если бы воинствующая Церковь приказала мне обратное, я не послушалась бы никого на свете, кроме Господа, повеления Которого я буду всегда исполнять.

А если бы здесь был сам папа со всеми своими кардиналами, – подчинилась бы она их суждению?

– Да, – первому послужив Господу.

Тогда они спросили, отказывает ли она в повиновении потому, что так ей велят её Голоса.

– Всё то, что я говорю, я беру не из моей головы. Я отвечаю по их повелению. Они не говорят мне, чтобы я не слушалась Церкви, – Господу первому послужив.

«Мы ушли, дабы довершить то, что оставалось сделать в этом процессе о вере».

Спустя 25 лет судьи Реабилитации, назначенные Святым Престолом, больше всего бились над этими и подобными местами процесса 1431 г., силясь доказать, что она всё же была покорна Риму. При этом не было возможности оспаривать подлинность её заявлений: их можно было только перетолковывать, и судьям Реабилитации в этом усердно помогали некоторые свидетели, старавшиеся теперь загладить перед национальной монархией своё участие в трагедии 1431 г. Массье первым пустил версию о том, что она, дескать, была дурочкой и говорила: «Я не понимаю, что такое Церковь воинствующая и Церковь торжествующая, но готова подчиниться Церкви, как подобает добрым христианам». В своих дальнейших показаниях Массье договорился до того, что она «хотела подчиниться папе, но Луазелер подстрекнул её говорить иначе относительно оного подчинения».

Слова, записанные в актах 1431 г. и заряженные такой этической силой, какую редко можно найти в истории, были произнесены, конечно, не дурочкой, и конечно, не Луазелер их подсказал. И, как мы увидим дальше, на процессе Реабилитации, несмотря на все старания, не удалось доказать, что она говорила о подчинении папе что-либо, кроме того, что записано в актах 1431 г.

Потому именно, что Жанна д’Арк не была дурочкой, она, очевидно, знала о связях, существующих между Святым Престолом и англо-бургиньонским лагерем, – знала хотя бы по странной истории с крестоносными войсками, выступившими против неё летом 1429 г.; и, очевидно, у неё не было уверенности в том, что при этих условиях Римский Первосвященник будет судить «непогрешимо» о её откровениях.

Протестанткой она, конечно, не была и конфликт с церковной властью переживала как величайшую трагедию. Но объективная историческая истина заключается в том, что вокруг неё сталкивались два понимания Церкви и две формы церковной жизни. Девушка, признанная Жерсоном и своим мистическим опытом близкая к мистике Жерсона, Девушка, бившаяся в лапах Кошона и всем своим обликом ненавистная тем, кто за бенефиции и политическую власть отрекался от галликанских вольностей, могла надеяться только на Собор, а не на папу. И единственный факт, который в этой области доказан процессом Реабилитации, – это то, что по совету Изамбара она потребовала, чтобы её дело было разобрано Собором, и заявила, что подчинится решению Собора.

* * *

«Да распространится ещё дальше, через твои столь похвальные дела, благоухание твоей доброй славы», – писал восемь месяцев спустя, 29 января 1432 г., папа Евгений IV Пьеру Кошону, переводя его на епископскую кафедру в Лизье. Пьер Кошон не дожидался этого апостольского благословения, дабы распространять своё благоухание: он приступил к мобилизации всех сил на поддержку своего правосудия, своего «прекрасного процесса».

Из громоздкого обвинительного акта была сделана (по-видимому, рукой Никола Миди) вытяжка в форме Двенадцати статей для представления на отзыв возможно большему числу «учёных и торжественных клириков». Приводя обрывки из её ответов, выпуская из них самое главное и тем самым извращая их смысл, – что впоследствии было совершенно верно отмечено на процессе Реабилитации, – путая эти обрывки со сплетнями и перетолками, которые она категорически отрицала, Двенадцать статей свели, в основном, обвинение к следующему:

1. Её видения происходили у дерева и ключа, имеющих дурную славу по части языческих суеверий и колдовства. Она предпочитает мужскую одежду обедне. Против воли родителей она ушла из родного дома, говорит, что послана Богом и отказывается подчиниться суждению Церкви; в то же время она уверена, что попадёт в рай.