Жан-Жак Руссо - [57]

Сейчас мы не в состоянии представить себе то впечатление свежести и новизны, которое порождала тогда в читателях «Новая Элоиза». Но сколько открытий принесла она им в свое время! Публика, привычная к городским условиям, к светской жизни в будуарах и тесных комнатах, — открыла для себя ясные дали, туманы Лемана, зов горных вершин. До сих пор читали Кребийона, Дюкло, Ла Морльера или Вуазенона, у которых хорошим тоном считалось заменять любовь чисто физическим «влечением», чувства — развратными уловками. А Жан-Жак вдруг заговорил о страсти, верности, супружеской нежности! И — прощай «вольтеровский стиль», сухой, ироничный, рассудочный! В романе Руссо длинные периоды перекатываются, как речные волны, его красноречие возбуждает, крики страсти звучат как арии итальянской оперы.

Потом и романтики будут читать эту книгу с тем же пылом. Она принесла Руссо небывалую популярность, сравнимую, по меньшей мере, с популярностью Вольтера. Но главное в другом: она сделала автора романа кем-то вроде мирского святого, учителя, наставника чувствительных сердец, который зовет к добродетели людские души, заблудшие в пороках.

Необычнее всего то, что человек, открывший Франции и Европе красоту чувств, в то же время оказался одним из самых глубоких политических мыслителей своего века — его идеи не перестают обсуждаться и сегодня. «Эмиль» уже показал, как можно сохранить природную доброту человека в среде искажающего ее общества. Но каким должно быть общество, построенное не на ложном общественном договоре, навязанном богатыми, а на законных основаниях? Ведь человек не создан для того, чтобы вечно оставаться в природном состоянии. Жизнь в обществе развивает в нем стремление к совершенствованию, преобразует животное в разумное существо: «Человек является существом общественным по своей природе или, во всяком случае, создан для того, чтобы стать таковым». Его пороки зарождаются извне, и Руссо уверен, что «все сводится, главным образом, к политике, и с какой стороны ни взгляни, любой народ является тем, чем сделала его природа собственного его правительства». Нужно, следовательно, восстановить справедливый порядок согласованными обратными действиями. Он размышлял над этим еще со времен Венеции — это будет его «Общественный договор».

Само название указывает, что Руссо присоединился к теории договора, которую начиная с XVI века протестантские мыслители противопоставляли (от имени «естественного закона») абсолютной монархии божественного закона. Власть проистекает, конечно, из божественного закона — может ли она вообще исходить не от Бога? — но носителем ее является народ, который вручает ее правителю с условием, что он должен соблюдать основные законы бытия. Другие мыслители, уже в XVII веке, пошли тем же путем, но у них эта теория принимала иногда неожиданный оборот: договор об объединении приводил, естественно, к образованию общества, но договор о подчинении, то есть о передаче власти главе общества, парадоксальным образом приводил к укреплению абсолютной монархии.

Первая книга «Общественного договора» была посвящена поиску оснований для общества, построенного на законе, и начиналась недопустимо вызывающим заявлением: «Человек рожден свободным, но повсюду живет в кандалах». Общество не может быть основано, как утверждалось ранее, по образу семьи, потому что дети вырастают, обретают независимость, и семья распадается. Оно не может также основываться на праве сильного или завоевателя: в таком случае общество стало бы «простым скоплением, а не объединением», которое подразумевает добровольное соглашение сторон.

Что нужно сделать? Решить дилемму: «Найти такую форму объединения, которая общими усилиями защищает личность и блага каждого члена; с ее помощью каждый член, объединяясь со всеми, подчиняется при этом только самому себе и остается таким же свободным, как изначально».

Это возможно, только если каждый человек берет на себя обязательства по отношению ко всем: если «каждый член общества со всеми своими правами добровольно ограничивает себя ради всего сообщества», и тогда взаимность обязательств и равенство гарантируют свободу каждого. Люди, объединенные таким образом, составляют вместе единое общественное лицо, именуемое «сувереном», в котором каждый человек будет свободен, так как подчиняется не другому человеку, а закону, который он сам себе предписал и который определяет его права, но также и обязанности.

Такое сообщество признает законной и частную собственность — в той мере, в которой она не превышает разумные потребности и поскольку приобретена собственным трудом; юридическое признание собственности исключает чрезмерное неравенство и претензии на то, что человеку не принадлежит. Руссо вовсе не проповедует коммунизм — он за частную собственность, но разумно ограниченную, так, чтобы «никто из граждан не был настолько богат, чтобы купить другого человека, и никто не был настолько беден, чтобы быть вынужденным продаваться». Справедливое общественное устройство наделяет человека новой природой, делая его гражданином — единицей, являющейся частью целого.