Жаботинский и Бен-Гурион - [18]

Пропагандистская деятельность среди евреев была успешной в обеих общинах, ашкеназийской и сефардской, открывшей для Жаботинского новые грани еврейской души. Он влюбился в сефардов, обнаружив, что среди них национальная идея распространена больше, чем среди ашкенази, и «еврейская интеллигенция Салоник, Каира и Александрии» (словосочетание, исчезнувшее после 1948 года и не замененное в международных словарях на «еврейские беженцы», в отличие от другого, вошедшего в словари: «палестинские беженцы») не уступает Варшаве и Риге.

Главная цель, ради которой русские сионисты открыли в Константинополе издательский центр, достигнута не была. Они были разочарованы: от младотурок ничего нельзя было добиться, кроме туманных слов и ничего не значащих обещаний. «Как об стену горохом», — резюмировал ситуацию на расширенном Исполнительном комитете сионистской организации в Вильно один из его видных членов. Жаботинский и сам понял бесполезность пребывания в Константинополе и подал в отставку. Для себя он раз и навсегда уяснил: «с кузеном нашим Измаилом» дороги у нас разные.

Прожитый в Турции год не пропал для Жаботинского даром. Неспроста говорят: «За одного битого двух небитых дают». Полученный опыт оказался полезным при оценке ситуации, сложившейся после вступления Турции в Первую мировую войну. Когда у немецких сионистов, поддерживавших кайзера, появилась надежда, что турки прислушаются к требованиям германского генерального штаба и уступят сионистам в вопросе о Палестине, Жаботинский, основываясь на личном опыте, отвечал прожектерам, призывая поддержать страны Антанты: «Здесь отказ органический, обязательный, общая ассимиляция — условие условий для существования абсурда, величаемого их империей, и нет другой надежды для сионизма, кроме как разбить вдребезги сам абсурд».

Младотурки и Давид Грин

В то время как Жаботинский, разочаровавшись в младотурках, «свернул» проект и уехал в Россию, Давид Грин разглядел в революции шанс сделать политическую карьеру. Младотурки, пытаясь завоевать признание европейцев, демонстрировали желание приблизиться к стандартам европейской демократии и объявили о готовности предоставить национальным меньшинствам квоту на выборах в турецкий парламент.

Давид, не имея достаточного политического опыта, принял пустословие за «чистую монету» и размечтался: «Кто-то же должен представлять ишув в турецком парламенте и законным путем отстаивать его интересы!» В грезах он видел себя в турецком правительстве в кресле министра по делам ишува.

Рассудив, что для занятий законотворческой деятельностью желательно иметь юридическое образование (опыт октябрьской революции в России продемонстрировал, что это условие необязательное), Давид решил поступить на юридический факультет Стамбульского университета. Первое препятствие — вступительные экзамены: абитуриент должен продемонстрировать знание государственных языков, турецкого и арабского. Денег на частные уроки не было. Несмотря на периодические денежные переводы из Плоньска, Давид с трудом выстраивал свой бюджет. Амбициозные планы оставались мечтой.

Неожиданное предложение, сделанное однопартийцами, застало его врасплох. Палестинское отделение «Поалей Цион» (Давид по-прежнему состоял в его руководстве) в середине 1910 года задумало издавать партийную газету — «Ха-ахдут» («Единство»). Редактором назначен был Ицхак Бен-Цви[9]. Подбирая сотрудников, он вспомнил, что Давид Грин прекрасно владеет ивритом — таковых в партии было немного — и предложил ему попробовать себя в новом качестве. Давид удивился и начал отказываться:

— О чем я должен писать? Я не знаю, как писать. Я никогда не писал…

Редакция газеты «Единство».

В первом ряду в центре — Бен-Гурион, справа — Бен-Цви, первый премьер-министр и второй президент Израиля.

Бен-Цви это не смутило: ему требовался единомышленник, умеющий писать на иврите. Он продолжил уговоры, и Давид уступил, переехал в Иерусалим и в бедном районе города снял в полуподвальном помещении комнату, ставшую одновременно рабочим кабинетом, столовой и спальней. Третьим членом редколлегии была молодая девушка, Рашель Янаит, до репатриации — Голда Лишанская, приехавшая из украинского города Малин. В будущем она стала женой Бен-Цви.

Работа в газете свяжет их на всю жизнь. Когда в сороковых годах Полина, жена Давида, небезосновательно заподозрит мужа в измене и будет ездить за помощью к Ицхаку и Рашель, угрожая, что покончит жизнь самоубийством, — те, зная о его самой сильной и длительной влюбленности, длившейся более двадцати лет (к англичанке Дорис Мэй, секретарше Хаима Вейцмана, с которой Давид познакомился в Лондоне в тридцатые годы) — будут объяснять ей, что на первом месте у него общественная работа. Ицхаку, говорила Рашель, понадобилось 10 лет, чтобы в 1918 году, вернувшись в Палестину солдатом Еврейского легиона, сделать ей предложение (они были знакомы еще с момента ее репатриации и в 1909 году основали гимназию в пригороде Иерусалима, в которой оба учительствовали).

Для первого номера (газета была ежемесячной) Давид Грин написал две статьи. Для второго номера, как тогда было принято, он избрал себе псевдоним — «Бен-Гурион», духовно связав себя с Иудой Бен-Гуром, вымышленным литературно-киношным героем еврейского сопротивления против римлян. Роман американского писателя Лью Уоллеса «Бен-Гур: история Христа», экранизированный Голливудом