Зейнаб - [35]

Как‑то раз, будучи одна, Зейнаб, обливаясь слезами, чуть не задыхалась от отчаяния. В эту минуту к ней вошла мать. Она принялась и ругать дочку и утешать ее. Зейнаб же ничего не хотела слушать, она готова была бежать из этого дома куда глаза глядят, так, чтобы злые холодные вихри швыряли ее из стороны в сторону. Как бы ни была безжалостна судьба, она все же сердобольнее, чем ее родители! Есть ли в целом свете страдания более мучительные, чем ее страдания, участь более тяжкая, чем у нее!

Всякий раз при встрече Ибрахим прижимал ее к груди, пытаясь как‑то утешить. Но от этого мучения ее лишь усиливались, а отчаяние окончательно вытеснило надежду из сердца. Горе почти сводило ее сума, она была близка к тому, чтобы убежать из дому одной, туда, где ее никто не узнает. Эта мысль не покидала ее. В полном одиночестве целыми днями Зейнаб бродила по полям, переходя от одного участка к другому. Она восставала против всего мира, и в этом непрерывном скитании заключался ее бунт. Только когда кроваво-красный диск солнца клонился к западу и небо вспыхивало предвечерним багрянцем, Зейнаб не оставалось делать ничего другого, как только возвращаться в дом, в котором она родилась и выросла и который она скоро покинет.

Она находила всю семью довольной, радостной. Мать, как только оставалась наедине с дочерью, принималась бранить ее. Она рассказывала нескончаемые истории о том, как ее отец выдавал замуж своих дочерей, и как вначале они и понятия не имели, кто будет их супругом, и как потом были счастливы, потому что всякий отец всегда желает только добра своему чаду: за его плечами большая жизнь, и ему лучше знать, кто принесет счастье его дочерям.

По прошествии месяца вновь пришли старый Халил, сын его Хасан, их друзья и маазун, регистратор браков, Абу Мухаммед, отец Зейнаб, почтительно приветствовал гостей, усадил на лучшие места. К Зейнаб и ее матери явились подруги и соседки, чтобы принять участие в семейном торжестве. Что оставалось несчастной девушке после того, как по поводу ее замужества был поднят такой шум? Она не произнесла ни звука, но сдержать слезы, обильно струившиеся по щекам, было выше ее сил. Отец с нетерпением ждал ее ответа. В эту минуту его отозвал в сторонку один из гостей. И тогда все узнали, что Зейнаб плачет. А маазун, покачав своей огромной чалмой, промолвил:

— Легко льющиеся слезы — слезы радости!

После этого с соблюдением всех обрядов, великим знатоком которых он был, с молитвами, которые полагается читать в подобных случаях, он вложил руку невесты в руку доверенного лица со стороны будущего супруга и попросил их произнести слова, означавшие, что бракосочетание совершилось.

Вечером следующего дня, распростившись с домом своей юности, своих надежд и пролив целое море слез, Зейнаб переехала в дом мужа.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава I

Представьте себе Каир, величественную столицу Египта, зимой, просыпающуюся после долгой холодной ночи. День с нетерпением дожидается своего часа, чтобы рассеять остатки темноты и дать людям хоть немного солнечного тепла. По улицам, обгоняя друг друга, спешит на работу трудовой люд. В кварталах, где живет простонародье, царит по ночам полнейший мрак, там не светят ни звезды, ни фонари, и только крик ночного стража, который, пробираясь в непроглядной тьме через лабиринт переулков, прерывает ночное безмолвие, громко возвещая правоверным, что вокруг все спокойно.

В этот час, когда мир наполняется светом и жизнью, Хамид тоже пробудился от своего тихого, спокойного, не омраченного никакими видениями сна. Он неторопливо оделся и отправился на занятия, не задумываясь, хочется ему идти на лекции или нет. Вечера он обычно проводил с братьями, болтая о разных разностях. Братья любили слушать Хамида, умели порассуждать и сами, а еще охотнее все вместе веселились, и время пролетало незаметно.

Потом Хамид ложился в постель и начинал предаваться мечтаниям. В ночном мраке перед ним возникали знакомые лица. Одни были веселы, другие — серьезны, третьи — красивы. Иные лица были отмечены печатью благородства, искренности или ума. И, окруженный со всех сторон этими видениями, Хамид погружался в сладостный сон до самого утра. Иногда ему снилось, что он присутствует на своей свадьбе. Ах, зачем только снились ему эти сны — ведь в его возрасте рано забивать себе голову такими вещами, жениться он будет еще очень не скоро. Однако мечты о любви и счастье, что так свойственны молодости, преследовали его. И часто в темноте ночи перед ним возникал образ Азизы. В своем воображении он прижимал ее к груди. Конечно, он никогда не осмелился бы даже подумать об этом, если бы не был уверен, что придет час — и она непременно станет его женой.

Но время шло, и постепенно эта уверенность становилась уж не такой твердой. Мир, прежде манивший Хамида благоуханием цветов и упоением любви, теперь отступил куда‑то далеко. Для него самым главным стали упорные занятия, размышления о законах мироздания. Он целиком погрузился в книги, и отныне только они стали занимать его ум и сердце. Интенсивная работа мозга, которой он теперь жил, привела к тому, что прежние расплывчатые образы и представления уступили место новым взглядам на жизнь. Между прочим, он познакомился с исследованиями о семье и браке. Под влиянием этих книг у него родились новые мысли, весьма далекие от первоначальных представлений о супружестве. Теперь он уже пришел к такому выводу, что лишь глупцы воображают, будто в браке заключено наслаждение и счастье, а на самом деле семейная жизнь пресна и бесцветна.