Зет - [9]

— Если хватит смелости, попробуй еще раз, — крикнул кто-то из толпы.

Кровь бросилась Янгосу в голову, но он не должен был — так его инструктировали — ни с кем связываться. Он был выделен для Ответственного лица. Но никогда ни один негодяй не решался еще сказать ему: «Если хватит смелости, попробуй еще раз». Он обернулся и внимательно посмотрел на людей, грозивших ему кулаками. Ничего не стоило схватиться с ними, но он не должен был этого делать. И Янгос пошел к кофейне «Петух», туда, где прежде была остановка автобусов, идущих до Панорамы.

Тут-то он и увидел ее. «И ты здесь, потаскуха?» Это была та самая женщина, муниципальный советник в его районе, избранный левыми. Он так кипел из-за нанесенного ему оскорбления, что ему просто необходимо было отыграться на ком-нибудь. Два раза пнул он эту стерву ногой в живот. Первый раз промахнулся, но второй удар попал в цель. Она согнулась от боли, но удержалась на ногах. Янгос хотел вытащить дубинку, но женщина бросилась бежать и спряталась в ближайшей лавке, на витрине которой были выставлены старинные монеты, иконы и подсвечники. «Все-таки удрала», — в бешенстве подумал он и, ослепленный ненавистью, схватил стул в уличной кофейне и запустил им в антикварную лавку. Стул влетел в открытую дверь и попал в какую-то девушку, а не в ту стерву, в которую Янгос целился. Хозяин кофейни и посетители повскакали с мест и угрожающе обступили его. Антиквар, лысый толстяк, выбежал на улицу, вооружившись палкой. Тогда Янгос понял, что должен немедленно отступить, чтобы не привлекать к себе слишком много внимания. А то, если об этом проведает Главнозавр, он, чего доброго, откажется уплатить по его векселям. Итак, вместо того чтобы разделаться со всем этим сбродом, он предпочел сесть в такси — приближался назначенный час — и отправиться прямо в участок асфалии.

Водитель такси, свидетель этой сцены, всю дорогу мрачно молчал. «Сволочи, — выругался про себя Янгос, — все они из себя что-то строят». Ехать пришлось недолго. Он не отпустил машину, попросив водителя подождать несколько минут.

Знакомый запах, стоявший в участке, подействовал на него успокаивающе. Возбуждение улеглось, словно он принял холодный душ. С приставленным к нему жандармом он доехал опять до «Катакомбы». Толпа уже поредела. Стоянка грузовичков на улице императора Гераклия была поблизости. Янгос пошел туда и, сев в свой «камикадзе», целый час колесил по городу, где поток машин уменьшился, но появилось больше пешеходов. Время от времени он проезжал мимо клуба на перекрестке улиц Гермеса и Венизелоса, где должен был состояться митинг. Он поздоровался с Генералом и несколько приободрился. «Если хватит смелости, попробуй еще раз». Эти слова непрерывно звучали у него в ушах. «У меня хватит смелости, и я попробую, — подумал он. — Только бы скорей начать. Куй железо, пока горячо».

3

Дядя Костас терпеть не мог Янгоса. И сегодня вечером он пришел на перекресток улиц Гермеса и Венизелоса только для того, чтобы посмотреть со стороны на происходящее. Он увидел там ожесточенные лица «инакомыслящих», жандармов в форме и в штатском, которые равнодушно наблюдали за тем, как камни летели в окна Демократического профсоюзного клуба, услышал крики: «Сволочь Зет, ты умрешь!», «Подонки, все вы умрете!», увидел, как многих сторонников мира, идущих на митинг, хватали и избивали в темных закоулках, и поспешил унести оттуда ноги. Дядя Костас приехал домой на автобусе. То, что он подозревал с самого утра, то, что почуял в воздухе, происходило только что у него на глазах, и кто знает, думал он, что еще за этим последует.

Он вспомнил черные дни подполья, ссылки и пытки. Кто-нибудь другой, возможно, не разобрался бы в обстановке, но не дядя Костас, жизнь которого прошла в борьбе за высокие идеи. Под конец он устал, сломился. Да, он не был железным. Многие из его знакомых, лучше его устроенные в жизни и с более крепким, чем у него, здоровьем

Давно уже отреклись от своих идеалов. А он лишь шесть лет назад отошел от борьбы и поклялся именем своих детей никогда не вмешиваться в политику. Ведь чем больше он старел, тем больше слабели его руки. А он был грузчиком, так же как Янгос.

Дядя Костас терпеть не мог Янгоса потому, что тот напоминал ему палачей из концлагерей на пустынных островах. Эти бесчувственные скоты пытались калечить ссыльным души, сажали людей в мешки и бросали в море, избивали, унижали их, чтобы заставить отречься от коммунизма. Точно таким был Янгос, и если бы теперь организовали еще один концлагерь, «Новый Парфенон», он в числе первых вызвался бы работать там.

Да, дядя Костас немало выстрадал, прежде чем поколебалась его вера в высокие идеи, прежде чем он отступил. Такая длительная борьба, столько жертв, столько крови, и опять в стране пришли к власти предатели, коллаборационисты, сотрудничавшие раньше с немецкими оккупантами. Он видел, что те, кто отрекся от своих убеждений раньше, чем он, преуспели в жизни, неплохо устроились. А он по-прежнему с трудом перебивался; дети росли и требовали забот, жена стирала в чужих домах, а он на своем горбу перетаскивал чужое добро. Сколько можно терпеть? И вот приходит день, когда человек сдается. Это случилось с дядей Костасом шесть лет назад.