Зет - [8]
— Я, парень, занимаюсь перевозкой грузов, транспортировкой, как мы говорим.
КБ, да будет тебе известно, означает Коммунист — Бандит. Дошло?
— Да.
— Ну так вот, мы пришли прежде всего, чтобы познакомиться с тобой, приглядеться к тебе, ведь мы же защитники короля, а потом мы отчитаемся нашему вождю.
— Какому вождю?
— Нашему! Он приказал нам познакомиться с тобой. Имей в виду, мы будем следить сегодня за каждым твоим шагом. Операция ответственная. Ты, видно, не совсем в курсе дела. Не то, что мы. Но мы на нелегальном положении. Общество наше не признано государством, и наши удостоверения не подписаны в полиции. Мы хотели бы взять эту операцию на себя, но поскольку мы вне закона... Ну, ладно, желаем удачи. — И «защитник короля» снисходительно ткнул Янгоса в бок, но напоролся на спрятанную дубинку и, морщась от боли, отдернул руку.
— Видно, подходящий, — сказала первая «рожа» второй.
— И вооружен до зубов, — сказала вторая «рожа» первой.
— Теперь отправляйся к своему грузовичку и помалкивай, — в один голос сказали оба они Янгосу.
Янгос с облегчением вздохнул, видя, что они удаляются. Он повернул обратно и мрачно зашагал между колоннами галереи. Дождь уже перестал накрапывать, но покрытые брезентом грузовички по-прежнему стояли без дела. Когда он проходил мимо киоска, то услышал оттуда голос, словно отвечавший на его мысли:
— Янгос! Подмастерье Никитаса просил передать тебе, чтобы ты зашел в мастерскую. Нужно что-то перевезти.
Янгос обернулся и увидел, что из киоска, словно из скорлупы, облепленной разноцветными чешуйками — газетами и журналами — выглядывает старикашка, напоминающий в этом ярком обрамлении павлина. Янгос устал, бесцельно пробегав все утро по городу. Пора было хоть немного поработать. Ни о чем другом он и не мечтал. Кроме того, столяр остался ему должен двадцать драхм, и вчера он заходил, чтобы получить долг, но не застал Никитаса.
Когда Янгос шел в столярную мастерскую, его взгляд остановился на больших часах муниципалитета. Было ровно двенадцать. Движение на центральных улицах уже не было таким оживленным, как утром. Он подумал, не зайти ли в таверну, не пропустить ли стаканчик, но предпочел закончить сначала дела со столяром.
РЕСТАВРАЦИЯ - ОБИВКА - ПОЛИРОВКА МЕБЕЛИ - ДВЕРНЫЕ И ОКОННЫЕ РАМЫ
В мастерской стоял знакомый запах политуры и лака. Никитас, наклонившись над столиком, усердно протирал его суконкой. Подмастерье, у которого из-за глухоты с лица никогда не сходило удивленное выражение, шпаклевал в углу кресло.
— Мне передали в киоске, чтобы я зашел, — сказал Янгос с порога.
Никитас вытер руки о белый передник и протянул Янгосу для пожатия мизинец.
— У меня есть две тумбочки, кровать и вот этот столик, который я сейчас покрываю лаком. Вечером все это должно быть доставлено заказчику, в его лавку.
— Сегодня среда. После обеда лавки закрыты.
— Это ничего не значит. Лавочник будет ждать заказ. Ты втащишь мебель через заднюю дверь. Вот адрес.
— Сегодня не могу. Я занят.
— Поезжай вечером. В семь, в полвосьмого.
— Тоже не могу.
— Я должен отправить мебель сегодня. Я обещал лавочнику, а он хороший заказчик. Кстати я отдам тебе и долг, двадцать драхм. Я буду здесь до девяти.
— Вечером я буду занят, — повторил Янгос со вздохом. — Сегодня первый раз в жизни я выкину такой номер... Наверно, даже убью человека.
— Опять ты с кем-нибудь сцепился?
— Ничего подобного. Завтра все узнаешь.
— Почему завтра?
— Потому что произойдет это сегодня, а узнаешь ты обо всем завтра.
— Ничего не понимаю! Что произойдет?
— А тебе какое дело?
— Знаю, Янгос, что тебе ничего не стоит ввязаться в драку. А ведь ты неплохой парень. Смотри, как бы тебе не нарваться на неприятность.
— Я-то думал, что тебе надо перевезти что-нибудь прямо сейчас. Кабы знал, что после обеда, не пришел бы.
В углу мальчишка-подмастерье с вечно удивленной физиономией, как всегда, улыбался, не понимая, о чем говорят хозяин и Янгос.
— Тебе, парень, смешно, да? — набросился на него взбешенный Янгос.
— Оставь беднягу в покое, — взмолился Никитас. — Я взял его в мастерскую из жалости.
Вскоре Янгос вернулся на стоянку.
Теперь не только Генерал здоровался с ним, но и другие начальники при его приближении кивали ему. Сидя за рулем, он с трудом различал их. Уже стемнело; светящихся реклам было мало, и на улице, загораживая витрины, кишмя кишел народ. Янгос не мог отделаться от мысли о десяти тысячах, которые скоро отдаст Аристидису; за отсидку в тюрьме ему тоже помогут расплатиться. И, оседлав свой «трехколесник», он чувствовал себя героем в толпе пешеходов.
Сейчас Янгос был по-настоящему зол, он буквально кипел и лишь искал повод на ком бы отыграться. Час назад возле «Катакомбы» он встретил Мастодонтозавра, который поручил ему сорвать объявление, вывешенное организаторами митинга. Янгос не понял хорошенько, зачем нужно было это делать. Начальник участка сказал ему: «Чтобы они не знали, куда им идти». «Глупости! А что мне до этого?» — подумал Янгос. Он хорошо ориентировался в этом районе. Нахально расталкивая людей, он добрался до большого стенда, установленного посреди мостовой, там, где зеленели островки редкой травы. Он поднял руку и с силой рванул объявление — тем же движением раздевал он прежде проституток. Этот жест насилия вызвал сразу всеобщее возмущение.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.