Зет - [21]
О ночь, думал он, почему ты сегодня такая притягательная? Почему ты не принимаешь смертных в свои беспредельные объятия? А вы, звезды, утесы ночного неба, почему вокруг вас не пенятся волны? Кто устал? Кого клонит ко сну?
— Да здравствует мир!
— Мы за выход из НАТО!
9
Лозунги, оглашавшие площадь, довели Генерала до бешенства, он готов был сам подняться на третий этаж клуба и всех там скосить пулеметной очередью. Но эти лозунги великолепно оправдывали действия возмущенных граждан, люмпен-пролетариев из самых бедных кварталов Нейтрополя, собравшихся на перекрестке улиц Гермеса и Венизелоса по приказу Главного управления безопасности. Это понимал и знал Генерал, потому что всякое выступление против левых в вечной борьбе духа с материей прежде всего получало его одобрение. Он со страстью отдавался этой борьбе. Итак, благодаря репродукторам, рассуждал он сейчас, у нас есть прекрасное оправдание: люди, обычно смирные, благонадежные, проходя случайно по центру города, внезапно услышали поджигательные воззвания коммунистов и сочли своим патриотическим долгом провозгласить в ответ свои собственные. Так организовался контрмитинг.
Противоположного мнения придерживался Префект. Он, крайне взволнованный, только что прибыл на место происшествия и настаивал на том, чтобы кто-нибудь поднялся в зал и приказал отключить репродукторы. Но Генерал считал, что разумней сделать это несколько позже. Префект не сразу понял ход его мысли, но так как он был подчинен Генералу и научился не вмешиваться в дела, касавшиеся национальной безопасности, то не возразил ни слова. Зная страсть Генерала к таким делам, он постепенно привык ограничивать свою деятельность сугубо полицейскими функциями, оставляя все прочее, сложное и запутанное, на усмотрение этой лисы.
— Следите, чтобы никто не фотографировал, — предостерег его Генерал и пошел направо по улице.
Префект закурил сигарету.
10
В кузове грузовичка сидел Вангос, педераст, погрязший в мерзости, герой дня, оставившего, как оказалось, свой след в истории. Зажав между колен дубинку, он нервно курил, дожидаясь, когда Янгос постучит в окошечко, отделявшее кузов от места водителя. Вангос готов был в любую минуту ринуться в драку.
Он не слышал лозунгов, не видел людей, не замечал, что творится вокруг. Он знал, что находится под надежной защитой полиции. А это было особенно важно для него, человека, нарушающего закон. Как мог он иначе избежать наказания за педерастию, не бояться ареста и тюремного заключения? Полиция в его представлении была всемогущей. В своем квартале он содержал велосипедную мастерскую и целыми днями терся там среди мальчиков. Он накачивал им мячи, устраивал бесплатное катание на велосипеде или просто-напросто давал ребятам пять-десять драхм, чтобы липший раз потискать их. Дважды сажали его за решетку, но он проводил в тюрьме не больше одного дня. Находились покровители, которые выручали его, так же как он выручал своих покровителей.
После освобождения Греции от немецких оккупантов, когда Вангос почуял, что к власти могут прийти левые, он поспешил записаться в левую молодежную организацию, чтобы быть поближе к тем, кто будет править страной. Но как только он убедился, что чаша весов склоняется в другую сторону, он тотчас присоединился к правым, умолил их не отталкивать его. Он всегда стремился быть поближе к представителям закона и власти. На короткое время он стал даже председателем союза правой молодежи в своем квартале, в Нижней Тумбе. Но его поймали с поличным, когда он пытался совращать мальчиков, и выставили с позором. Враги Вангоса ухитрились вышвырнуть его также из юношеского летнего лагеря, где он был помощником начальника. У него не оставалось никакого другого прибежища, кроме полиции. По крайней мере с ней он старался быть в дружбе.
И тут Вангос добился полного успеха — однажды был даже назначен в личную охрану королевы. Как величайший дар бога, он хранил фотографию, где был увековечен рядом с королевой. Каким счастьем было для него идти по следам, оставляемым королевскими каблучками, дышать воздухом, сохранявшим аромат королевских духов. Женщины вообще его не интересовали, но королева — дело другое. Она нечто большее, чем женщина. Она символ добродетели. Ах, как он молил бога, чтобы во время ее турне произошли какие-нибудь беспорядки, и он мог бы отличиться! Но, как обычно, все обошлось благополучно. Крестьяне, кланяясь до земли, уступали королеве дорогу, когда она шла своей гордой и энергичной походкой. Всюду букеты, подарки, сувениры, женщины в народных костюмах, звон колоколов, речи мэров, выступления официальных лиц, девочки с бантами в волосах декламировали стихи и подносили королеве охапки цветов с греческих полей. Этот день, венец своей жизни, он навсегда сохранил в памяти. Словно ему выдали диплом за трудную службу, за ублажение власть имущих. И эта честь выпадает лишь тогда, когда уже не ты просишь об услуге, а тебя просят об услуге. Когда тебе поручают охранять власть предержащих. Ничего другого в жизни для Вангоса не имело ценности. А когда приехал де Голль, Вангосу опять оказали доверие: его назначили командиром отряда для охраны этого носатого. И сегодня выбор пал именно на него, а также на Янгоса, его кума, парня хорошего, хотя и слишком своенравного.
