Зет - [12]

И Мацас, встречая людей у входа, старался придать им бодрости. Так по крайней мере он пытался противостоять произволу жандармов, которые громко выкрикивали имена идущих в клуб сторонников мира, словно те были принцами и графами, о чьем прибытии возвещали старые глашатаи на приеме у глухих королей. А другие жандармы, в штатском, коварно шипели: «Вспомни про больницу». Или: «Десять лет отсидел и ума не набрался?». В этой обстановке Мацаса можно было сравнить с известным элементом в неисследованном районе Луны. Этот столь знакомый квартал города с магазинами, старыми зданиями, четкими перекрестками и улочками, растекавшимися от Крытого рынка, как ручейки, сегодня изменился, преобразившись в арену, где жаждут крови, в коварный перекресток, в опасный район, заминированный еще в период оккупации.

Ведь не кто иной, как закоренелые преступники периода оккупации, думал адвокат Мацас, собрались сегодня здесь! Вот, например, Главнозавр — видный нацистский деятель, который был оправдан благодаря участию в гражданской войне. Вот Дугрос из батальона Пулоса[1], приговоренный к пожизненному заключению за сотрудничество с немецкими фашистами; вот Леандрос — тоже предатель, и сколько других, разве всех перечтешь!

Время от времени Мацас покидал свой пост и шел в телефонный автомат звонить Прокурору или Префекту. Что-то невиданное творилось сегодня! Чем больше сгущалась тьма, тем свирепей делались лица окружавших его хулиганов. И ни сыщики, ни полицейские не предпринимали ничего, чтобы помочь людям, которых избивали террористы, эти «инакомыслящие».

— Где Прокурор?

— Не знаю.

— Кто говорит?

— А вы кто такой?

— Мне нужен номер его домашнего телефона.

— Поищите в телефонной книге.

— В телефонной книге его нет.

— А я его не знаю.

И потом:

— Господин Префект?

— Его нет.

— Где он?

— На месте происшествия.

— Но я вам звоню оттуда.

— Он, наверно, не успел еще прибыть. Сейчас появится. Позвоните в участок.

Он позвонил в участок асфалии, и там какой-то офицер отослал его в Отдел немедленного действия. Неужели его принимают за простака? У него на глазах к клубу подходили обезьяны с корзинами, полными камней. Это не могло быть случайным.

Мацас прекрасно знал, что это не могло быть случайным. Как только в газетах появилось сообщение о митинге, за ним и другими адвокатами, членами комитета защиты мира, установили слежку. К нему приставили двух сыщиков. Куда бы он ни шел, те следовали за ним. Ни один его шаг не мог быть незамеченным. Он чувствовал, что лишился свободы. Словно он был торговцем наркотиками, которого сыщики хотели поймать с поличным. Как-то раз он набросился на одного из них, коротышку в клетчатом пиджаке. «Я нахожусь на службе» — вот что услышал он в ответ. Тогда он пошел к своему приятелю, Генеральному секретарю министерства Северной Греции. Тот притворился удивленным. «Если не веришь мне, иди посмотри на них сам». И Мацас потащил его к окну, чтобы показать на улице у дверей министерства своих телохранителей. На двое суток лишившись своей тени, он решил, что жалоба его возымела действие, но позже узнал, что всех сыщиков в эти дни мобилизовали для охраны высокого гостя, генерала де Голля. Потом на углу возле его дома появилась шестиместная черная машина. Она не уезжала оттуда до поздней ночи, пока не гасли последние огни в доме. Он наблюдал за ней из своей комнаты через щелку в ставне. Тогда он вместе с председателем коллегии адвокатов пошел к Префекту. «Очень сожалею, господин Мацас, но мы имеем приказ министерства внутренних дел. Мы должны держать под наблюдением членов комитета защиты мира. Несмотря на все уважение, которое я питаю к вам лично, я ничего не могу поделать».

Это одно из обстоятельств, убеждавшее его, что во всем происходившем сегодня не было ничего случайного. Второе — это поистине странное поведение хозяина «Катакомбы» Зубоса. Хотя с ним договорились о предоставлении помещения сторонникам мира и внесли аванс в размере трех тысяч драхм, вчера в полдень совершенно неожиданно он заявил Мацасу, что ему нужно разрешение полиции и только тогда он предоставит зал. Тщетно Мацас убеждал его, что такое разрешение требуется лишь в том случае, если митинг проходит на улице, а не в закрытом помещении, таком, как зал в его «Катакомбе».

— Не хочу иметь неприятностей. Или принесите мне разрешение, или я не пущу вас в свой клуб.

— Господин Зубос, вы мелете чепуху.

— Я знаю, что говорю.

— Возможно, вы имеете в виду обстоятельства, о которых умалчиваете.

— Я ничего не имею в виду и ни о чем не умалчиваю. Вы, адвокаты, из всего делаете выводы, какие вам удобно.

— Если бы вы предупредили меня за несколько дней, у нас было бы достаточно времени, чтобы подыскать другое помещение и через газеты оповестить об этом народ. Вы понимаете, в какое затруднительное положение вы нас ставите? Люди соберутся сюда со всех концов города и что увидят? Объявление о том, что они должны явиться в другое место. И куда, господин Зубос? Без пяти двенадцать вы говорите, что... Где мы найдем другой зал?

— Это ваше дело. Я возвращаю вам аванс и даю расписку, что готов понести убытки, как сторона, нарушившая условия договора... А теперь идите подобру-поздорову!