Зерна отольются в пули - [92]

Потянулась пасторальная идиллия, без телевизора и телефона, зато с рыбалкой на зорьке, грибами, и прочими ягодами. Общение в минимуме, вместо клуба – небольшой магазин, открывающийся только по приезду машины с хлебом, который, кстати, немногочисленные коренные жители близлежащей деревни растаскивали на прокорм прожорливой частнособственнической скотине новомодными полиэтиленовыми пакетами с портретами Че Гевары и Светланы Аллилуевой. Обделенные дачники-арендаторы, которых вопреки моим ожиданиям оказалось целая уйма, вяло ругались. Вот только мои потуги на знакомство Анатолий мягко пресек, видимо и без самодеятельности ведомство Семичастного проявило чудеса изворотливости, обеспечивая эффективную, но совершенно незаметную охрану.

Недели через две я полностью втянулся в неспешный деревенский быт. Загорел, сбросил пару лишних килограммов, дочка Надежда перестала бояться цветов, шмелей, муравьев и смело дергала за уши местных барбосов и барбосок. Катя и Люся увлеклись заготовками на зиму, из-за этой блажи нам с Толей пришлось скупить все «довоенные» запасы березового сока – уж очень настойчиво жены трясли с нас трехлитровые банки. Значительно выросли мои рыболовные скиллы – никогда бы не подумал, что на плохо просушенный стебель бамбука, с привязанным на кончик обрывком лески на 0,2 мм, и огромным ржавым крючком, можно вытаскивать из прикормленного перловкой омута вполне приличных подлещиков. Так что я совсем перестал вспоминать про работу, рассудив, что она точно не волк, и за месяц далеко не убежит.

Как я ошибался! Взращенные на ленинской «Искре», коммунисты никогда не забывали про силу печатного слова, поэтому в газетах недостатка не было. Население использовало это благо цивилизации… Разными способами. Выполняя заветы партии в равнении на рабочий класс, я поневоле освоил «удобства на улице», где и завел милую привычку читать свежую прессу, что называется, «в процессе».

Именно в такой момент, за три дня до окончания отпуска, мой взгляд уперся в фотографию товарища Лукина, который, казалось, даже в типографском виде блестел лысиной в узких лучиках солнца, пробивавшегося сквозь щели немудреного сооружения. Сначала аж зажмурился, представив судьбу данного конкретного кусочка «Труда». Лениво пробежал глазами по заголовку, на который явно не хватило воображения журналиста: «Советские интегральные схемы – самые большие в мире». Лишь затем, откатом, пришло осознание смысла, который был прост как мычание привязанного недалече теленка – в Зеленограде наконец-то «пошел» первый в мире микропроцессор, способный заменить сотни, или даже тысячи, обычных логических элементов.

— Крепко Староса и Лукина прижало, если про вражду забыли, — пробормотал я, аккуратно вырывая «на память» сразу целый лист. — Или это инициатива сверху? — я постарался засунуть материал в неожиданно далекий карман брюк. — Неужели они затеяли пиар только чтоб заткнуть глотки «лебедевцам» и «ЕСникам»?

Впрочем, вопросы получились явно из разряда риторических и не нужных. Процессор наконец-то в серии! Спокойно и буднично, без помпы, но и не засекреченным насмерть, как я боялся. У нас все-все-все получилось! Надо бы реально радоваться, бежать в дом с криком «ура», но… Я прислушался к чувствам и понял, в душе вместо праздника – как пощечину получил. Зачем врать себе? В длинном списке участников проекта ни полусловом не упоминался «Интел»! Как не было! Легко объяснить это секретностью, но я прекрасно понимал – пренебрежение суть следствие моего же плана практичной отстраненности, древнего принципа «если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря».⁴⁰⁰ Вроде все правильно сделал, но вот поди ж ты – зреет обида, а кроме нее пробивается зависть к чужой славе, наградам и почестям. И от кого? Советского Союза, который развалился на куски, оставив после себя только продающиеся на рынках ордена, медали, а также чувство безнадежной глупости и бессмысленности титанических усилий. Денег не хватает? Так конвертик сунут, не забудут, за Шелепиным особой жадности не водилось, впрочем, как и щедрости. Похоже, он просто плохо представлял себе цены комиссионок, и давал с лихвой – но по меркам специальных каталогов и «сотой» секции ГУМа.

Все хорошо… Да только мелким начал казаться конвертик! Никчемным, глупым, и в общем-то ненужным ни мне, ни, тем более, коллективу «Интела». Хотя от премии сотрудники не откажутся, бессребреников среди них нет. Даже Федор имеет недешевое грампластиночное хобби, и о женитьбе подумывает. Иваны вообще умудрились быстро и незаметно супругами и детьми обзавестись, тут это быстро, по налаженному сценарию: сходить в кино, потискаться на скамейке, загс, пьянка, ночь, немного быта под соленые огрурчики, и здравствуй, роддом. Но вот не стали для них деньги главным, и все тут!

Именно так, со спущенными штанами, до меня наконец дошла причина пробуксовки проектов. Советским людям с детства буквально вколотили в головы важность сопричастности, им тяжело существовать самим по себе, максимум – замкнутой, самодостаточной семьей. Им кажется, что есть вещи и поважнее, чем достаток и устроенный быт – например «мир во всем мире» или победа коммунизма… Везде, вплоть до альфы Центавра. Да какая суть разница! Если «Пульсару» ордена Ленина не пожалели