Зерна гранита - [22]

Бай Велко — разговорчивый человек и увлекательный собеседник. Большинство из его рассказов — воспоминания о встречах с интересными людьми. А встреч у него — тысячи. Работая секретарем окружного комитета партии, в аппарате ЦК БКП, председателем окружного комитета Отечественного фронта, он всегда был там, где решались жгучие вопросы дня.

— Не люблю канцелярий, — сказал он. — Может быть, после тюрьмы ненавижу сидеть в четырех стенах. Сердце мое всегда жаждало простора. — Он вглядывался в воды Дуная и опять возвращался к проведенным в тюрьме годам, к людям, ставшим дорогими и родными. — Испытал ли я страх, услышав приговор? — спросил он. — Да, конечно. Ведь страх — он из сферы человеческих эмоций. Я попробовал найти успокоение в мысли, что рано или поздно жизнь каждого человека заканчивается. Хотелось подражать Бояну Чоносу, который и в тюрьме круглосуточно работал, чтобы быть полезным своим товарищам до последнего часа. Он проводил политические беседы, рисовал карикатуры для газеты «Узник», изучал языки. А над ним уже висели два смертных приговора. Очень мне хотелось быть таким же сильным, как Мико Нинов. Он сам себе надел петлю на шею и спросил ошеломленного прокурора: «Идет ли мне этот галстук, господин прокурор? Придет время, такой галстук вам подойдет еще больше…» И все это происходило вот здесь, на этом берегу Дуная…

Его воспоминания медленно разматывали серый клубок времени. От радостных волнующих встреч с товарищами из отряда он переходил к черным дням людей, осужденных на смерть. Слова надзирателей он помнит до сих пор.

— Когда нам раздали еду на ужин, надзиратель Кирил Николов посмотрел на меня с насмешкой и сказал: «Ешь, ешь, Велко, хоть и тяжелее будешь на веревке. Этим вечером вас повесят». Щелкнул висячий замок. Я лег на пол. Хотелось ни о чем не думать, но не получалось. Я ощущал, чувствовал, переживал смерть. Психологическая смерть страшнее физического уничтожения. Осужденный на смерть умирает многократно, страшно мучительно. К мысли о смерти никогда нельзя привыкнуть, она превращается в кошмар. Не знаешь, встретишь ли рассвет следующего дня или, прежде чем солнце взойдет над горизонтом, повиснешь на веревке…

Каждый вечер, сидя в камере, смертники пытаются понять, нет ли признаков того, что сегодня смертный приговор будет приведен в исполнение. Обыкновенно это связано с отключением тока, или повар, уголовный преступник со смертным приговором, который вешает, не возвращается в камеру, или удваивается охрана тюрьмы…

21 августа 1944 года все эти признаки были налицо. Бай Велко и его товарищи поняли, что пришел их смертный час. Они сели поближе друг к другу и принялись рассказывать о том, что было самого плохого в их жизни. Это был последний, прощальный разговор перед тем, как их уведут на виселицу. Любен Ценов, самый буйный из них, предложил им наброситься на полицейских, которые придут за ними. «Хотя бы двоих убить! — воскликнул он. — Пусть здесь нас убьют, но ни за что не пойдем как овцы!..»

— Мы приняли его предложение и умолкли. Так и дождались зари. Но в ту ночь мы остались в живых. А это ожидание… не страшнее ли оно виселицы? Не обрывается ли что-то в молодых, истерзанных побоями телах, прежде чем придет минута казни? Только смертник знает тяжесть ожидания.

О сентябрьских днях бай Велко вел записи в дневнике.

«4 сентября 1944 года.

Дни тревоги. Дни ожидания. Не столько узнаем, сколько чувствуем, как Советская Армия громит гитлеровцев и стремительно приближается к нашей границе. Эти новости каждый день проходят сквозь толстые стены тюрьмы, и мы с охотой комментируем события.

Рано утром мне сообщили о свидании. Я оцепенел. Почему так рано вызвали меня? Возбужденный ожиданием, подхожу к решетке и вижу своего брата Цвятко… «Не к добру», — говорю я себе.

— Принес тебе еду и смену одежды, чтобы ты мог переодеться. Наши живут хорошо… Сказали, чтобы не беспокоился о них…

Надзиратель отошел от нас. Брат тихо и взволнованно прошептал:

— Прибыл приказ о повешении трех осужденных на смерть. Кажется, что это относится к тем, кто был осужден раньше вас… Узнал это из достоверного источника. Посмотрите, если сможете бежать, будет лучше…

Погрустневшие, мы расстались. Оставшись один, я весь ушел в тревожные мысли. Приказ об исполнении смертных приговоров относился к нам троим. У других приговоры были больше для назидания. Да, смерть вставала передо мной: грозная, страшная, готовая поглотить меня в любой миг. Холодные мурашки побежали по телу. Мысль о смерти была более жестокой, чем сама смерть. Она мучила меня уже два месяца. Каждый вечер я ждал, что меня повесят. Я переживал эту смерть день за днем, час за часом…

5 сентября 1944 года.

Под вечер, глядя сквозь тюремные решетки, я наблюдал за отблесками солнца. Над тихими водами Дуная догорал день. В голове у меня бродили разные мысли, но больше беспокоила одна — какой будет наша судьба, не повесят ли нас за час до свободы?..

— Вы поняли, что партийное руководство провело встречу с прокурором? — нарушил мои мысли Мико Вылчев.

— Да, — сказал Любен Ценов, — ему предложили снять с нас цени и предупредили, что, если он не выпустит нас в течение двух дней, мы уйдем сами…