Зеркало за стеклом - [45]

— Завтра будет завтра. — Невнятно пробубнила я, ныряя в одолженную Турасьей чистую ночную рубашку, в которой чувствовала себя, как муха в пододеяльнике, и зевнула в ответ, прикрыв рот ладонью.

Уснула я, только-только успев опустить голову на подушку. А может, ещё и не успев.

* * *

За окном прочувствованно заорал петух. Выплыв на мгновение из мягких объятий сна без сновидений, я потянулась, сладко зевнула и решила, что какой-то петух мне не указ. Выпростав одну ногу из-под одеяла, я пошевелила пальцами и с умиротворённым вздохом перевернулась на живот. Умиротворение тут же сошло на нет, потому что шишка-оберег впилась в кожу. С недовольным бурчанием я села на кровати, запустила руку за обширный вырез ночной рубашки и потёрла ноющую грудь. Пальцы нащупали несколько вспухших полосок. Видимо, вчера шишка расцарапала до крови, и в крохотные ранки забилась городская пыль. Неприятно, но быстро поправимо.

Я свесилась с кровати, подметая спутанной копной волос пол. Он был вымыт до блеска, чего не скажешь о волосах. Так что это скорее пол вытер волосы, чем наоборот. Что там Умая говорила про предсвадебное отпаривание? Я выволокла из-под кровати свою котомку, без лишних раздумий перевернула её вверх дном и хорошенько встряхнула. Высыпался травяной ворох, глухо стукнули плоские жестяные баночки с мазями, со звоном раскатились в разные стороны две оставшиеся склянки, сверху плавно опустилось белоснежное бабкино платье. Платье я сразу подняла, отряхнула и положила на подушку. Устроившись на животе поперёк узкой кровати (ноги пришлось согнуть и упереться пальцами в стену), я потянулась и подобрала склянки, посмотрела каждую на свет и помянула лешего. В полном соответствии с законом подлости я лишилась именно той, в которой была настойка от головной боли. Придётся надеяться на то, что до завтрашнего похмельного утра она никому не понадобится. А само похмелье снимут традиционным народным способом — напьются ещё раз.

Собирать разлетевшееся и раскатившееся, свесившись до половины с кровати, было неудобно, пришлось вставать. Две жестяные баночки я поставила на узкую полку под маленьким настенным прямоугольным зеркалом и начала с довольным фырканьем плескаться в тазу. Чья-то добрая душа оставила его и кувшин с водой на подоконнике.

Стук в дверь застал меня как раз в тот момент, когда я в юбке, голая по пояс, намазывала воспалённые царапины мазью из маленькой жестянки и размышляла над тем, где бы достать новый воротник для своей рубашки. А лучше — новую рубашку. Как ни крути, стыдно ходить на людях таким чучелом. Голос Умаи из-за двери пожелал доброго утра и призвал завтракать, а потом сопровождать барыню в магазин на примерку венчального платья. Я заверила, что выйду через несколько минут и на всякий случай пожирнее намаза злосчастные царапины. Снять оберег я не решилась, ограничившись временным перемещением шишки с груди на спину. Остатки воротника подогнула внутрь и заколола двумя из трёх булавок. Одна оставшаяся пошла на зрительное уменьшение количества материи на груди. В итоге получился мешок, из которого мои голова и шея торчали, как подсолнух из-за плетня — верхушка стебля с цветком. Я тщательно намазала лицо, шею и неприкрытые рукавами кисти рук горьковатой на запах прозрачной мазью из большой жестянки, сложила обе баночки в котомку и вернула её на место под кровать, рассудив, что комната останется за мной до отъезда, следовательно, не имеет смысла всё своё носить с собой.

* * *

За столом царило оживление и здоровый барский аппетит. Гудор налегал на пшённую кашу, Турасья делала то же самое, но вдвое усерднее — одновременно закусывая ягодной ватрушкой с потёками варенья на боках. Кто-то из слуг отодвинул мне стул, и я удобно уселась, тут же обнаружив перед собой подставленную тарелку.

— Гоффова фефьма!

Сперва я отправила в рот содержимое большой серебряной ложки и только потом подняла брови, мол, слушаю тебя внимательно. Турасья последовала моему примеру и заговорила только после того, как прикончила надкушенную ватрушку.

— Я говорю, госпожа ведьма, что за помощь твою хочу отблагодарить. У меня сегодня платьишко свадебное должно быть готово, так мы у того же мастера и тебе нарядец праздничный справим.

Я мельком покосилась на Гудора. Это же его кошельку грозило опустошение. Он только кивнул мне и ласково погладил невесту по обширной руке. Но я всё-таки попыталась отказаться, ссылаясь на то, что прихватила с собой платье, в котором, на мой взгляд, появиться на свадьбе совсем не стыдно. Вот какая-нибудь приличная обувь не помешала бы. Меня даже не дослушали. Турасья упёрлась и на все возражения только сильнее хмурила брови. Воистину, не существует преград для тех, кто одновременно чувствует вину и испытывает благодарность. Хочешь — не хочешь, а получи благое деяние.

Я сдалась и несколько минут спустя уже подпрыгивала на уличных выбоинах в двухместной повозке, кое-как втиснувшись между боковиной и счастливой невестой. У последней, кстати, в рукаве оказался припрятан пирожок с капустой, а в кармане накидки — большой кулёк жареных семечек. Пирожок по умолчанию отошёл самой Турасье, щепотка семечек из кулька — мне.