Глава 1
Грузди и всё, что с ними связано
Под только что сваренную картошечку ничто не идёт лучше солёных груздей. Эти чудесные грибочки спокон веку обитали у меня в погребе, заботливо пересыпанные лучком и смородиновыми листьями и утрамбованные в деревянные кадушки. Ходить по грибы я с детства не любила, но гастрономическую страсть к ним испытывала, поэтому приходилось совмещать неприятное занятие с приятными предвкушениями.
Я разрывалась — выходить или не выходить из-за стола? Очень уж заманчиво исходила паром и белела крепенькими боками картошка на глазах у трижды голодной меня. Но и грибочков тоже страсть как хотелось. Поэтому я решила набрать в грудь побольше воздуха, задержать дыхание и мухой слетать до погребка и обратно, чтобы кусок свежего жёлтого масла, только что заботливо уложенный деревянной ложкой на самую большую картофелину, не успел растаять.
Рванув со скамьи так, будто меня домовой раскалённой кочергой ткнул пониже спины, я выскочила с уютной кухоньки, вылетела в сени и почти кубарем скатилась в холодный подпол, где на крепких дубовых полках покоились непочатые кадушки с груздями. От немого благоговения я даже вздохнула, позабыв, что дыхание задерживалось именно с целью обернуться побыстрее. Новенькие кадушки вытянулись в длинный ряд и до сих пор ещё источали запах свежей древесины. Сельский бондарь сделал их для меня в благодарность за отвар, после которого его законная супруга из вечно недовольной бурчащей тётки сделалась вдруг счастливой и радушной, хоть и поглядывала на мужа с некоторым беспокойством.
Я похихикала, вспомнив визит дядьки Клима, красного от волнения, и ради такого торжественного случая даже повязавшего поверх засаленной рубахи новый, не менее красный, кушак.
— Здрава будь, госпожа ведьма! — с одышкой прогудел огромный бондарь и отвесил мне земной поклон, не рассчитав, и гулко приложившись лбом в край таза на лавке посреди горницы. Я как раз собиралась затеять стирку и несла из печки чугунок с горячей водой. Таз радостно загудел в ответ, перевернулся и с комфортом расположился на голове дядьки Клима. Я помянула лешего, стукнула чугунок на пол и подскочила к неловкому гостю.
— И тебе не хворать, Клим Семёныч! — сладко пропела я, водружая снятый таз на прежнее место. — Только брось ты меня уже ведьмой называть, я же травница. Ведьмы вон все на шабаш вчера за полночь на вороньей горе собирались, а я травки-муравки разбирала да замачивала, чтобы и старых, и малых от хворей да напастей лечить.
На самом деле, все мои «разбирания травок-муравок» минувшей ночью ограничились вырыванием из-за плетня крапивы и беготни с ней за соседским мальчишкой, решившим втихаря обобрать мою яблоню и облегчить мой же и без того не особенно туго набитый кошель. Как-то вот так вышло, что мои яблоки были самыми яблочными на деревне: самые сладкие, самые сочные, самые хрустящие, самые румяные, а главное — самые молодильные. Кто пустил слух — неизвестно, но упал он в благодатную почву. Бабка моя, царствие Небесное старушке, наверняка поперхнулась бы своей рябиновой настойкой (для вида разбавленной чаем), узнав, что дерево, выросшее из семечки, сплюнутой когда-то давно её иноземным воздыхателем позади уборной, даёт теперь её внучке дополнительный, хоть и небольшой, приработок.
А я что? Я ничего. Яблоки действительно одно другого краше — ни червоточинки, ни гнильцы, загляденье, а не яблоки! Сразу видно — из-за границы везены. Молодец бабуля, знала, кому ресницами похлопать и кого пальчиком поманить. Старики посмеиваются: в юности сущая чертовка была, поклонников разве что в поленницу в сарае не складывала, но замуж так до глубокой старости и не вышла, хотя дочку родила.
Мать свою я не помнила, да вряд ли и знала вообще. Бабка о ней говорить не любила, даже по имени ни разу не назвала. Сказала только, что непутёвая дочка прижила меня от кого-то, а потом оставила в колыбельке и тайком сбежала с городским. Всего и делов. Скатертью дорожка.
Так что и занималась мной с самого детства бабка Миринея. А, отходя в мир светлый, оставила наследством свой небольшой домик, огород, где кротов было больше, чем земли, и вот эту самую яблоню, в которой волшебного разве что сама байка о молодильности да ежегодное плодоношение. Со вторым дело тёмное — то ли сорт такой особый иноземный, то ли тогдашний ухажёр помимо сплюнутой косточки ещё и до уборной не добежал. Удобрил будущее деревцо, не отходя.
Как бы то ни было, уже третью осень подряд мой порог оббивали страждущие женщины всех возрастов. Девяностолетней бабке морщины бы убрать, сорокалетней тётке вёсен на двадцать бы преобразиться, а молоденьким девицам «для спасу от старости, ведь уж вчера как семнадцать минуло, того и гляди скоро кости заноют да зубы зашатаются!». Обманывать односельчан было неудобно, поэтому сперва я честно пыталась объяснить, что яблоки самые обыкновенные, просто очень уж вкусные уродились. Но простая сельская баба думает сердцем гораздо чаще, нежели головой. Растёт в огороде у ведьминой внучки, значит, непременно волшебно. Соседи с обеих сторон даже палки через забор втыкали: а ну как зазеленеет и разродится? Корни-то в чужой земле, зато ветки к нам свешиваться будут, а что к нам свесилось, то и наше! Неделю я на эти палки смотрела — самой же интересно было, вдруг и правда?! Но когда ободрённые моим невмешательством в их аграрные планы соседи стали втихаря каждый день высаживать новые палки (среди которых попадались даже трухлявые поленья и сломанные черенки от лопат) и едва не уронили мне забор, я решила единожды жестоко отомстить.
