Зеркало Медузы - [33]

Чтобы остановить поток сомнений, Дэвид занялся работой. Он дочитал до конца «Ключ к жизни вечной», предположительно написанный самим Челлини. Постигнув суть тайных знаний, скрытых в манускрипте, он понял, что двигало Кэтрин Ван Оуэн в ее поисках «Медузы». Она верила в магию. Она думала, что книга правдива и что зеркало действительно способно дарить силу бессмертия. Вот почему она сказала ему на стоянке «Ньюберри», что никогда не доверила бы эту рукопись кому-то другому, кроме него.

— Берегите книгу, — подытожила она. — Вы первый человек, который, на мой взгляд, может понять и использовать ее в поисках зеркала. Не разочаруйте меня.

Оказывается, Челлини рассказывал в «Ключе» не только о своих экспериментах с колдовством, которые включали в себя выкапывание мертвецов из освященной земли; конструирование особых устройств, предназначенных для выращивания гомункулусов; и создание философского камня. В рукописи был представлен подробный отчет о его собственном поиске бессмертия. Не довольствуясь чудесными вещами, выходившими из-под его рук, и дарованным ему творческим гением, Челлини связался с сицилийским некромантом по имени Строцци и с помощью магии задумал обрести величайший дар — секрет вечной жизни. Он жаждал всего времени мира! Не больше и не меньше! Время, за которое он мог бы воссоздать Природу в ее самых идеальных формах. Ему хотелось творить предметы неописуемой потрясающей красоты, от статуй и фонтанов до картин и модных украшений. Он напомнил Дэвиду другую великую и, возможно, вымышленную персону — Фауста, готового продать душу за знание и бессмертное существование.

В своих рассуждениях относительно сверхъестественных тем Челлини описал галлюцинации (во всяком случае, так думал Дэвид), в которых он, в сопровождении Данте, проник в таинственную область подземного мира. Он, по его словам, раскрыл секрет невидимости и сделал венок из магического тростника. Более того, ему удалось приоткрыть тайну вечной жизни. Этому способствовала вода из мистического пруда горгон, которая находилась в полости под стеклом «Медузы». Челлини писал, что зеркало могло наделять этим даром при условии «se il proprietary lo sa come approfondire» — то есть, «если владелец знал, как использовать его». На тосканском диалекте он пояснял, что зеркало следовало держать «близко к лицу и смотреть в него, словно в собственную душу». При этом амулет должен был озаряться светом луны — «постоянным спутником, но извечно переменчивой планетой». И он заканчивал свой отчет особым предостережением: «Сей дар не так прост и желаем, как можно представить. Я боюсь, что в конечном итоге за него придется заплатить большими муками и сожалением».

Сказать бы это миссис Ван Оуэн, подумал Дэвид. Он рассеянно начал новый круг.

— Аманда! — крикнула Эмма.

Отпустив руку дяди, она помчалась навстречу подруге, которая только что появилась на катке. Дэвид подъехал к трибуне и сел на скамью рядом с Сарой.

— Твоя дочь нашла себе компанию получше, — сказал он, развязывая шнурки на коньках.

— Не огорчайся. Они с Амандой неразлучны.

— Как ты себя чувствуешь? Не пора ли нам собираться и ехать домой?

Ее кожа напоминала полупрозрачный лед, и лицо без бровей, исчезнувших после химиотерапии, выглядело, как стеклянная маска. Только глаза — такие же темно-карие, как у Дэвида — все еще хранили яркую искру жизни.

— Нет, пусть Эмма немного порадуется. Когда я смотрю на нее, меня переполняет счастье. Я не знаю, сколько таких светлых и приятных минут мне осталось.

Еще одна констатация факта. Ее последняя фраза опечалила Дэвида. Он всеми силами пытался не думать о близкой кончине сестры, но любой разговор с ней, так или иначе, задевал эту тему. А разве могло быть иначе? Она уже почти год жила в ожидании смертного приговора. Сара проходила одну процедуру за другой, терпеливо переносила операции. Врачи меняли для нее медикаментозные курсы один за другим. И хотя в процессе ее лечения случались краткие периоды улучшения, общее развитие болезни неизменно вело к концу. Наступавшие ремиссии длились недолго.

— Знаешь, о чем я тоскую больше всего? — спросила она, как будто размышляла вслух.

Дэвиду не понравился такой поворот беседы, но если сестра хотела выразить свои чувства…

— Что не увижу, как вырастет Эмма.

Именно в эту секунду ее дочь развернулась и со смехом помахала им руками.

— Не волнуйся. Ты это увидишь.

Дэвид знал, что его слова — ложь. Небольшое временное улучшение могло перейти в финальную стадию болезни. И Сара тоже понимала, что обречена.

— Ты выглядишь лучше. Гэри говорил, что курс новых лекарств стабилизировал твое состояние. Ты скоро пойдешь на поправку.

Она похлопала его по руке и, наблюдая за Эммой, сказала:

— Ты застудишь ноги. Быстро надевай ботинки.

Он снял коньки и последовал ее совету. Ботинки казались холодными как лед.

— Я все отдала бы за то, чтобы действительно выздороветь, — шепотом добавила Сара.

Дэвид снова подумал о странном разговоре с Кэтрин Ван Оуэн.

— Все что угодно? — спросил он намеренно небрежным тоном.

— О чем ты?

Сара уже успела забыть о сказанных словах. Сильнодействующие лекарства ослабляли концентрацию внимания, и порой она теряла нить беседы.