Зеркало иллюзий - [64]

Снейп махнул на все рукой и спустился на кухню, где обнаружил у себя волчий аппетит и желание поразвлечься. Выбором из двух зол, например. Размышления увлекли его и сообщили традиционной овсянке не свойственные ей пряность и остроту. Чего стоили хотя бы взгляды, которые скрещивались над тарелками и метали искры! Взгляд Снейпа, сверлящий, препарирующий, угольно горячий, напоминал лезвие светового меча из старого магловского фильма – темный луч, освобожденный из хватки эфеса с характерным для мастера зелий шипением. Взгляд Сириуса, светлый и холодный, подтаивал, сшибаясь с ним, плавился, подтекал в уголках глаз, блестя влажно и обещающе. При виде закадычного врага Блэк преображался, как снитч, почуявший ловца и трепещущий под откинутой крышкой контейнера. Поттер же, наоборот, не поднимал глаз от тарелки – точь–в–точь как сам Северус накануне.

Снейп решил, что по возрасту меньшее зло, пожалуй, Поттер, но по возможности причинить неприятности – все‑таки Блэк.

Завтрак решительно удался.

Кричер лез вон из шкуры и из новенького кухонного полотенца, стараясь угодить по меньшей мере двум наижелательнейшим персонам. В пределах видимого горизонта не наблюдалось ничего подозрительного: ни в сложенной салфетке, ни под приборами, ни в сахарнице… Северус расслабился. Когда он в не самом мрачном расположении духа поднимался, почти уже не хромая, в библиотеку, с ним заговорил на лестнице не знакомый ему портрет.

— Соблаговолите обратить внимание на мой левый нижний угол, сэр. Кажется, это предназначено вам.

Пергамент был засунут за раму.

— Надеюсь, это любовное послание?

— Надеюсь, что нет! – рявкнул Снейп. И добавил про себя: “Пусть даже и написано на языке “Ars amanti”!”

Но как тогда это прикажете понимать?

“Gutta cavat lapidem non vi, sed saepe cadendo”.

Северус смотрел на чеканную латинскую формулировку и чувствовал, что для него это уже чересчур.

— Разрешите? – Портрет заглянул через плечо и с подобающей случаю торжественностью продекламировал:

— “Капля камень долбит не силой, но частым паденьем”.

— Благодарю, – чопорно произнес профессор, придерживаясь принятого собеседником тона.

“Поттер”, – сказал он себе на следующем лестничном пролете, не удержавшись от смешка. Подозрение, мелькнувшее в спальне, превратилось в уверенность.

Настырность – фамильная черта Поттеров. Снейп вздохнул и подумал, что надо будет посоветовать младшему начертать эти слова в качестве девиза на родовом гербе – вместо того, что у них там начертано. Через пару ступенек, на выдохе, он решил, что на его собственном гербе эти слова смотрелись бы, пожалуй, не хуже.

Северус нарочно задержался за столом позже всех, дабы лишить сотрапезников возможности увязаться следом. Но закон взаимного притяжения на то и закон, чтобы не иметь исключений; и выбитый из душевного равновесия Северус стал его легкой добычей. Вместо библиотеки он направился в гостиную.

Как он и ожидал, с досадой отворяя дверь, в гостиной его только и не хватало. Но он никак не ожидал, что ему обрадуются.

Действительно обрадуются, неподдельно – как много лет назад в Хогвартсе.

Тогда в школе те двое радовались от скуки.

А больше никто не радовался; ни тогда, ни после. Делали одолжение его способностям или уступали необходимости. Но никогда больше он не слышал ликования в голосе, такого, как в до сих пор не забытом “О, Нюниус!”, не видел оживления в глазах…

Чему радовались эти: ему – или разнообразию, которое он невольно вносил в их… и свою жизнь?

Блэк, устроился, по азкабанской привычке, на полу; не то сторожил камин, не то грелся. Поттер, единолично рассевшийся на диване, подался вперед, одновременно сдвигаясь к подлокотнику. Расслабленная поза сменилась напряженно выпрямленной спиной. Блэк не пошевелился, но приветствовал Снейпа взглядом, отразившим вспышку пламени.

Вместо пыльной бахромы с люстр стекал золотой гриффиндорский дождик и свисали связки шаров – золотых и красных. Между окнами висели рождественские венки. Каминную полку украшали гирлянда, канделябр с не зажженными еще свечами, нераспечатанная бутылка и колдография, на которой выросший младший Поттер, в обнимку с Блэком, был похож на старшего до зубовного скрежета, до ощущения пенящихся во рту мыльных пузырей, казалось бы, надежно выкинутого из памяти. Снейп мысленно сплюнул и второй раз за утро изменил своим планам, отказавшись от мысли куда‑нибудь присесть. Он пересек гостиную и остановился возле окна со шторами успокоительного слизеринского цвета. Он знал, что на него смотрят. Ибо смотрел сам.

Терапевтический цвет не работал. Внутри Снейпа было так же муторно, как снаружи. За стеклом кружились крупные и пока еще редкие снежинки–разведчицы… Шпионки. Порывами задувал ветер.

“Выбирать меньшее зло”.

А он что делал?

Всю жизнь – выбирал. Где, в чем он ошибался?

Что сейчас считать меньшим злом: попытку противостоять соблазну или поддаться ему? Продолжать цепляться за нынешнее положение дел – или довериться меняющимся обстоятельствам?

Впрочем… разве он уже не доверился?

Мерлин, кому?! Этим двоим?

Но…

Снейп созерцал летящий снег, Блэк внимал поющему пламени, мир внутри и снаружи был светел, уютен и легок.