Зеркало для героя - [30]

     Конечно,  у Ивановского возникали сложности. Начальники других участков не  могли догадаться,  почему ему  удается получать больше порожняка,  леса, победитовых зубков. Но у них не было такого консультанта, как Устинов, и они привыкли брать за  горло руководителей вспомогательных служб.  А  Ивановский никого не  хватал за горло,  не стучал кулаком по столу,  не требовал отдать положенное.  Он просил:  помогите мне, вы - зубры, я - новичок. Он показывал им,  что он их уважает.  "Запомни,  -  предупредил Устинов. - Почуют лукавую игру -  тебе крышка. Без искренности нечего начинать. Враждебно настроенного человека обычно  обезоруживает простая  просьба.  Но  что  дальше?  Если  не найдешь, за что их нужно уважать, ты проиграл. Найдешь - выиграл".

     Ивановский старался постичь загадку "человеческого фактора".

     Между тем  дело шло к  зиме,  по  ночам жгли заморозки,  и  каждое утро грушовцы  спрашивали Ивановского:  когда  выдадут  топливо?  Они  не  хотели слышать,  что  он  не  в  состоянии решить эту  задачу.  Грушовка мерзла,  а Ивановский жил в четырехэтажном доме с паровым отоплением, о чем все знали.

     Он  стал хлопотать.  На  складе ему  лишь посочувствовали -  весь уголь отгружали потребителям,  никаких  запасов не  оставалось,  да  и  откуда  им взяться,  если  за  шахтой  долг?  Заместитель начальника шахты  Еськов тоже отказал ему.  Главный инженер Тюкин  обнял Ивановского своей огромной рукой, но больше ничего не смог. Свободного угля не было.

     Ивановский завелся,  не поехал в  шахту,  а  взял за горло председателя шахткома  Балыкина.  Тот  насупился,  приподнял  сутуловатые литые  плечи  и сделался   похож   на   обтянутую  ватником   чугунную   гирю.   Ивановскому потребовалась новая злость, чтобы гиря ответила что-то внятное.

     - Бабы  на  сортировке каждый день  тащут  кошелки с  углем,  -  сказал Балыкин.

     И замолчал. То ли одобрял это, то ли нет - не понятно.

     - Мы лучший участок,  черт побери!  -  рявкнул Ивановский. - Вы обязаны защищать интересы трудящихся.

     - Ты  свистун,  -  улыбнулся  Балыкин.  -  Пар  выпустишь,  топлива  не получишь. Я уж десять раз ставил этот вопрос.

     - Ты должен бить во все колокола,  а  ты "ставил вопрос"?  Мы потребуем твоего переизбрания.

     - Уже  дело!  -  Балыкин встал.  Сидя он  казался большим,  но  у  него оказались короткие ноги.  -  Самое интересное, топливо все равно выдадут. Но никто не желает ни на малую пендюрку смелости проявить.  А вдруг те двести - триста тонн испоганят весь отчет!

     - Тебе-то чего бояться? - спросил Ивановский. - Пойди и потребуй!

     - Они скоро забегают,  - посулил Балыкин. - Уж так забегают, как в этом году еще не бегали. Я им одно место прищемлю.

     Потом  Тюкин  выпытывал у  Ивановского,  почему  тот  не  сообщил,  что готовится позорный фарс?  "Да, мы прошляпили, во ты должен был убедить меня, что надо выписать хоть по полтонны на человека!"

     Глаза  Тюкина  подозрительно  ощупывали  лицо  Ивановского.  Тюкин  был напуган.

     Целый  день  грузовики отвозили  грушовцам уголь.  Облака  черной  пыли поднимались над дворами.

     Почему-то все решили,  что это Ивановский подбил Балыкина предложить на отчетном профсоюзном собрании исключить из  профсоюза Тюкина  и  Еськова.  И неизвестно,  как бы завершилась их карьера, если бы не хладнокровие Еськова: пока шахтеры спорили, он приказал заведующему угольным складом действовать и час   спустя,   поднявшись  на   трибуну,   стал   благодарить  Балыкина  за принципиальность и  с  улыбкой кивнул на  окно -  с  шахтного двора выезжали первые грузовики. Еськов из подсудимого сразу сделался героем.

     Но еще большим героем в глазах рабочих был Ивановский.

     Оба героя косились друг на друга.

     "Он высоко метит,  - говорили об Ивановском женщины из шахтоуправления. - Думаете, это кому-нибудь понравится?"

     Поздними вечерами ласковая толстушка Рита  предупреждала Анатолия,  что на свете еще много завистливых людей.  У  нее было ожерелье родинок на шее - примета счастья.  На столе и  полочках лежали кружевные салфетки,  на комоде стояли  семь  толстых  слоников.  Ивановский  ощущал  ее  незыблемую веру  в прочность жизни и остывал от горячки.

     Он распадался на осколки.  Те,  кем он был днем,  - снабженец, инженер, психолог,  дипломат,  балагур,  молчун,  чумовой,  подарок судьбы, интриган, производственник,  -  те  роли  осыпались  с  Ивановского  от  прикосновения маленькой руки,  и он превращался в домоседа.  Рита пыталась вымести осколки за порог, но Ивановский спохватывался и распихивал их по карманам.

     К  утру он снова был многолик,  как индийский бог,  и  смотрел на милых слоников, словно они ему приснились.

     Его ждала большая новость.

     Министерство угольной промышленности утвердило предложение комбината, и на свет появился приказ "Об изменении плана добычи".  Ивановский пробежал по машинописной копии приказа вверх-вниз. На шахте "Юнком" в связи с появлением суфлярных выделений метана в  12-й  восточной лаве количество поступающего в шахту  воздуха не  обеспечивает выполнения установленного плана.  Впредь  до приведения вентиляции шахты в соответствии с требованиями Правил технической эксплуатации  план   снижен...   Соответственно  увеличен  план  по   шахтам "Наклонная",  "Капитальная",  "Глубокая"...  Ну  что  ж,  горному  черту  не прикажешь.  Обычное дело  -  газ.  Было  бы  хуже,  если бы  вместо суфляров случился внезапный выброс.