Зеркало для героя - [18]

     - А ты не понимаешь, почему работали? - зло спросил Алексей. - С голоду подыхали! А эти власовцами обзывают. Щенки.

     - Но-но! - оборвал Тюкин.

     - Да они первые на новенького накинулись,  -  пожаловался Федор.  - Для них все - враги.

     - Мы его не за того приняли,  -  решил оправдаться Синегубов. - Видим - барин, простынки чистые...

     - И по зубам, да? - спросил Устинов.

     - Миша,  ты их не понял,  они хорошие ребята,  -  сказал Ивановский.  - Пошли пройдемся.

     - Почему он разговаривал с  ними как с людьми?  -  непримиримо вымолвил Пивень. - Кто он такой? Мы его не знаем.

     - Узнаешь,  не горячись,  -  успокоил его Ивановский.  -  Мы с Михаилом Кирилловичем несколько лет вместе выполняли спецзадание.  Я тебе говорил,  - пояснил он  Тюкину.  -  Этот  человек видит  любого насквозь.  Такая у  него профессия.

     - Понимаю,  понимаю,  - с уважением кивнул главный инженер. И, вспомнив фильм "Подвиг разведчика",  подумал, о чем можно спросить Устинова без риска выглядеть наивным.

     Все с удивлением смотрели на новичка.

     - Скажите, что мы вас защищали! - попросил Алексей.

     - Ты защищал? - презрительно ответил Пивень. - За свою шкурку дрожал!

     - Я ж не знал, кто вы такой, - продолжал оправдываться Синегубов.

     - У нас тоже профессия особенная,  -  сказал Тюкин.  - Вон какой народ, сами видите. А другого не будет...

     - Будет другой, - ответил Устинов. - И вы тоже будете другой.

     - Это все философия. А нам нужны боевые люди. Прошу это усвоить.

     - Спасибо, усвоим. - Устинов пощупал рассеченную губу. - Рассуждать тут не приходится.

     - Правильно,  Миша,  о чем рассуждать, - поддержал его Ивановский. - Не забывай, какое сейчас время. Всем трудно.

     - Вот именно,  -  подхватил Тюкин.  - Всем тяжело. А вот эти ребята, на которых ты обиделся,  отработают,  если надо, и две смены, копейки лишней не попросят...  Да,  у них еще не все получается. Я вынужден некоторым новичкам платить больше. Но опыт - дело наживное. Научатся. Я на их стороне.

     - Пивень,  расскажи,  как  от  смерти спасся,  -  предложил Ивановский, показывая Устинову  выражением глаз  и  движением бровей,  что  после  этого ничего больше не понадобится объяснять.

     - Что рассказывать! - отмахнулся парень.

     - Расскажи! - настаивал и Тюкин, не считаясь с тем, что Пивень морщится и отворачивается.

     - Миша умеет улаживать конфликты, - сказал Ивановский, привлекая к себе внимание. - Хлебом не корми, дай что-нибудь уладить. Прямо-таки хобби.

     - Что такое хобби? - не понял Тюкин.

     - Мания, - нашелся Ивановский. - Мания улаживать конфликты.

     - Могу рассказать,  как мы с  дядей Алексеем попали под бомбежку,  -  с вызовом предложил Федор. - Всех наших поубивало, а мы остались.

     - Замолчи!  -  велел Алексей.  -  Бери пример с Пивня:  хвалиться горем нечего.

     - Ну в другой раз расскажешь,  -  кивнул Тюкин Пивню.  - Будем считать, знакомство состоялось,  конфликт улажен.  Ты идешь с нами?  - обратился он к Устинову.

     - Нет, спасибо, - ответил тот.

     Прошло два дня,  Устинов начал работу под землей и страшно уставал.  От многочасового сидения на коленях в низкой щели,  именуемой лавой, из которой добывали уголь,  даже не сидения,  а ерзанья,  ходьбы на коленях, лежания на боку,  ибо только так можно было грузить лопатой на  конвейер и  при этом не биться головой в кровлю,  -  от такой работы ломило кости.  Шахтеры дали ему самодельные наколенники из кусков автопокрышек, но помогло мало.

     Он с  завистью наблюдал за работой этих полуголых,  потных,  с чумазыми лицами людей,  глотающих пыль,  которая склеивает легкие, и понимал, что они не думают о тяготах.

     На самом деле навалоотбойщик,  давший ему запасные наколенники, думал о саднящем левом локте,  ушибленном о стойку,  и ворчал про себя:  "Вот дурак! Отдал такие хорошие наколенники. Где я возьму новые, когда подопрет нужда?"

     Машинист врубовой машины,  бывший моряк-подводник, приехавший в Донбасс по  оргнабору,  следил за движением машины и  вспоминал черную воду северных фиордов.  В  реве двигателя ему послышалась мелодия песни,  три-четыре ноты. "На рейде морском легла тишина,  и  землю укутал туман..."  Вслед за песней, где  были  слова  о  платке  голубом,  махнувшем уходящему кораблю,  он  еще вспомнил,  что медсестра вышла замуж за другого,  а он женился на грушовской девушке и стал на мертвый якорь.

     Когда  в  лаве  появилась  девушка-газомерщица,  укутанная  под  каской голубым платком,  машинист шутя обнял ее и  прижал к себе,  сделав вид,  что принял ее за приятеля. Она оттолкнула его.

     - Ой, Роза, обознался! - засмеялся он. - Богатой будешь.

     - Это  ты,   Люткин?   -   пренебрежительно  спросила  она.  -  Я  тебе когда-нибудь лампой в лоб засвечу.

     - Какая недотрога! - Он снова потянулся к ней.

     Девушка размахнулась бензиновой лампой и стукнула его по каске.

     Старый навалоотбойщик закричал:

     - Взорвешь, окаянная!

     Роза,  будто и не слыша,  прикрутила огонек до размера горошины и стала водить лампой от почвы до кровли.  Вверху огонек заметно вырастал, появлялся голубой ореол. Значит, в лаве был метан.