Зеркало - [33]

руководил операций, понимал, что лучшее прикрытие для беглянок — само их ментовское

ведомство.

За первой проверкой последовала вторая, затем третья. А потом полыхнуло —

сработал отвлекающий манёвр. Мент, изучающий документы, вдруг приклеился к рации,

откуда полились истерические приказы, козырнул, потеряв к Шабанову с Урфином всякий

интерес, и поисковая команда умчалась на джипе помогать своим.

- Ну, вот, - удовлетворённо произнёс капитан. - Теперь свободнее дышать будет.

Однако времени у нас мало.

- Даже меньше, чем мы предполагаем, - откликнулся подчинённый.

Родина барыги оказалась процветающей деревушкой. Особенно на фоне соседних

поселений. Какой-то добрый московский дядя, любитель «Хамона», поставил в ней коптилку

и подрядил всё местное население на обслуживание производства. Кто-то подвозил дрова,

кто-то разгружал фуры с сырьём, кто-то бдительно следил за технологическим процессом,

подметал, наконец, и чистил. Дисциплина железная, как в штрафном батальоне образца 1943-

ого года. Наказание за любую оплошность — увольнение и голодная смерть.

Дрессированных охранников, числом большим, чем все остальные сотрудники предприятия

вместе взятые, завезли из столицы, рекрутировав их, в свою очередь, по всей стране. В

деревне они хозяйничали без стеснений, как оккупационная армия.

Другим источником дохода вымирающих крестьян служили частые московские гости

с тугими кошельками, приезжавшими на экскурсии и дегустации «Хамона». Для них топили

бани, варили самогон и тренировали баб помоложе для господских удовольствий.

Постреливали они и в лесу, и рыбу удили — для полного комплекта услуг.

Здание коптильни, построенное в чистом поле, выглядело, как потерпевший аварию

звездолёт марсиан. Но никто не жаловался. В других деревнях было ещё хуже: самогон

изготовлялся только для собственного употребления и последующей погибели. Власть

существовала лишь на бумаге и в воспоминаниях старожилов.

Шабанов отыскал двоюродного брата убиенного барыги (для легенды) и парочку

школьных друзей — остальные, кто уехал, а кто облюбовал для себя спокойное кладбище.

Кузен понял, о ком идёт речь, не сразу. И фамилию называли, и фото показывали —

без толку. Память его включилась, когда пригрозили дать хорошего пинка.

- Так это, - пояснил он свою забывчивость. - Лет двадцать не виделись.

- И что он помер от бандитской руки, не слышали?

- Дык! Мы тут сами: утром проснулся живой — и уже радость. До московских

новостей голова не доходит.

- А родители его?

- Родители, где надо. У Господа.

- Давно?

- Да года два, как мать померла, наверное. Отец — чуть раньше.

- И он не приезжал?

- Не. Я сам копал ямы им обоим. Родственниками скидывались на гробы.

Шабанов нарочито грустно покивал.

- Тяжко тут вам. Самоубиться не планируете?

- Что вы, начальник! Грех это большой. Мы уж лучше потерпим, а там, глядишь,

награда выйдет за страдания.

- Ленина на вас нету, - встрял Урфин Джус.

- Нам и без него хватает надзирателей, - мужик кивнул в сторону парочки охранников

с коптильни.

На этом Шабанов решил закругляться — проку всё равно никакого не будет от

разговора.

- А что у вас тут за военные учения? - спросил он напоследок.

- Ловят кого-то. Баб каких-то беспутных. Изнасиловали и убили двух депутатов.

- Да ну! - высказал сомнения Шабанов.

- За что купил... А вы сами-то вроде из милиции, должны лучше нас знать.

- Не наша юрисдикция.

- Бюрократия?

- Она, родная.

Затем состоялась милая беседа с «оккупантами».

- Э, братва, погоди! Кто такие?

- А вы?

- А мы? А мы тебе сейчас голову твою дурную в задницу затолкаем, чтобы на вопросы

научился по уставу отвечать.

Бить их Шабанов посчитал несвоевременным. Да и рук на всю их ораву не хватит.

Показал корочки.

- А! - обрадовался охранник. - Вы из этих, что раком всю деревню поставили.

- Мы сами по себе.

- Дело хорошее, - одобрительно продолжил он. - Если помощь какая... То мы сразу.

- Ага. Добровольцы нам всегда нужны.

Они проехались по другим деревням, везде наблюдая одну и ту же картину:

запустение и сюрреалистическое смирение перед ним граждан. Будто не видимая

постороннему глазу колючая проволока была натянута вокруг них, отгораживая от

остального мира, сгибая волю, убивая надежды.

В магазине сплетничали между собой две старухи.

- Что-то Анка уже второй день не появляется, - сообщила одна. - Может, заболела. Или

того хуже — померла.

- Да, - отозвалась вторая. - Проведать бы её.

- У вас тут, как в армии, - вклинился в их разговор почуявший поживу Шабанов. - На

поверку не явился — значит, дезертир.

- Ну дык, старая она, - пояснила собеседница. - Мы тут все друг у друга на досмотре.

А то если что — похоронить вовремя некому. Вон, Лидка в прошлом годе померла, неделю

провалялась. Родственники приехали, а там дух — не приведи Господи.

Выяснить, где Анка живёт, не составило труда. Шабанов даже предложил подвезти их

к подруге, но бабки отказались: полезно, мол, пешком ходить. Последние веяния в медицине.