- Версий у меня нет, потому что они не нужны. Потому что ни одна из них не будет
верной. Потому что именно этого от нас и добивается дьявол: чтобы мы отвлекали себя
разными глупостями насчёт нашего происхождения от основного вопроса. Тратили силы на
споры и драки.
Стас поспешно налил ещё по половине, играя перепуганного до крайней степени
человека.
- И ты мне сейчас скажешь, какого?
- Тупица. Я уже об этом тебе сказал. Так что до «Номера Четыре» тебе ещё расти и
расти. К тому же, это число уже давно занято. Загадай для себя другое. Не факт, что
получишь, но надежда согреет тебя.
Стас в тоске опустил стакан. Он вдруг так же спонтанно разочаровался в их
знакомстве, как ранее распахнул для него ворота. Импровизатор хренов.
- Брателло, давай поскорее завершим эту унылую попойку и разойдёмся по домам.
Он вдруг отчётливо понял, что веселья не будет, и это ненужное знакомство — плод
его скуки и одиночества. Интернет — его единственный верный друг, и пусть все остальные
убираются туда, откуда пришли.
- Конечно, - легко согласился «Номер Три», выпивая. - Так и сделаем. Кто ты, и кто я?
Что нам выяснять и делить? Только позволь мне сначала выполнить своё обещание.
Он достал из кармашка грязной рубахи белую таблетку.
- Без меня, - покачал головой Стас. - Глотай её и проваливай к чертям собачьим.
- Глотай? - усмехнулся бомж.
Он сильно сжал таблетку в пальцах, будто желая раскрошить её, но она не поддалась.
А потом вдруг спружинила и увеличилась в размерах. Теперь она лежала на его ладони,
более напоминающая приплюснутый бейсбольный мяч. Он снова попытался сжать её.
Таблетка (или что там было) исчезла, а вместе с ней исчезли и бомж, и стены, и пол, и
лампочка под потолком.
- Какого хрена! - сказал Стас и не услышал своего голоса.
3
Первую любовь Катя познала в четырнадцать лет. Только она не поняла, почему это
называется словом, от которого приходят в восторг её подружки. От которого за километр
веет романтикой, рыцарскими турнирами, походами за тридевять морей, битвами с
драконами. Одноклассник Витя стащил с неё нижнюю часть одежды и сам оголил свой
волшебный предмет, который умел превращаться из маленького в большой и обратно. Он
кряхтел и мучился, истыкал всю её промежность до синяков, демонстрируя глубинное
незнание женской анатомии, пока древние инстинкты не проснулись в нём и не довершили
начатое. Катя коротко вскрикнула от боли, но тут же стиснула зубы и попыталась
сосредоточится на ощущениях, среди которых проскальзывали и приятные.
В книжках всё описывалось совсем не так.
Витя наскучил ей через неделю. Главным образом потому, что не разнообразил
процесс и относился к нему, как кролик, перемалывающий морковку. Насытившись, исчезал.
Проголодавшись, появлялся снова. После того, как Катя сказала ему твёрдое «нет», он ещё
некоторое время ошивался возле неё в надежде на перемену погоды, ныл и скандалил, а
потом неожиданно отстал — то ли нашёл себе другую, то ли вернулся к онанизму.
На освободившееся место хлынули кандидаты, и тут Катя поняла, что конкуренция,
проклинаемая социалистами — это благо. Они наперегонки сыпали ей обещания и несли
дары, опустошая карманы и родительские запасы. Тщательно взвесив все за и против, Катя
выбрала себе Андрейку из параллельного класса и, как выяснилось чуть позже, не прогадала.
Он выгодно отличался от Вити тем, что раздевал её полностью, отвлекая поцелуями и теребя
пальцами соски. По завершении трудов рассказывал какой-нибудь анекдот или последнюю
сплетню из школьной жизни. В общем, не халтурил.
Сломался он на новости о том, что его любимая забеременела. Куда-то исчез или даже
переехал в другой город. Помыкавшись, она призналась во всём родителям — инстинкт
подсказал ей, что когда они увидят произошедшее сами, то будет поздно что-либо
предпринимать. В наказание ей прописали женского доктора и месяц домашнего ареста.
Однако и эта крайняя мера не помогла. Выйдя в первый же раз из заточения, она
немедленно попала на вечеринку в квартире подруги. Без повода, но ради общения и забавы.
Веселье развивалось пристойно, пока двое смутно знакомых парней, закончивших школу в
прошлом году, не сделали ей предложение, от которого она отказалась и стала поспешно
собираться домой.
- Ты куда? - спросил один из них.
- Не твоё дело, хорёк.
- Как это невежливо!
Её бесцеремонно задержали, раздели под гаденькое хихиканье подружек, тут же, в
гостиной, где шла попойка. И пустили по кругу. За малейшее сопротивление били по лицу
кулаком, без скидок на общепризнанную слабость пола, к которому она принадлежала. На
прощание по старинному обычаю предупредили, чтобы держала язык за зубами. Как будто с
её теперешней репутацией ей кто-нибудь поверит.
Она до полуночи каталась на метро. Потом вышла на улицу на своей станции и села
на бетонный парапет. Идти домой, чтобы выслушивать ругань, она не собиралась. Лучше
замерзнуть прямо здесь. Благо стоял полноценный мороз, а на ней красовалось
