Зенит - [166]
— Что с тобой, Валя?
— Ничего, — прошептала она, — иди к своему ненаглядному. — И с брезгливостью, жестко: — Чтобы девочки не трогали его голову! Мерзость!
Но было не до Петровского, я не мог не видеть, что жене действительно плохо. Бросился к телефону. Вызвал «скорую». Телефон у нас в прихожей, я никогда не переносил аппарат в кабинет, но Михал услышал мой разговор. Вышел в коридор даже несколько встревоженный.
— Что случилось? У Вали — сердце? — И намеревался войти в спальню.
Я почти зло крикнул:
— Не смей идти туда!
Неожиданная Валина болезнь и мой крик, видимо, навели Петровского на догадку. Он сел у телефона, позвонил своей Кларе, что скоро вернется, да так и остался сидеть в кресле. Я пробегал мимо на кухню за водой, за таблетками и не замечал его. Он тоже молчал. Странно — о детская чуткость! — и малышки не трогали его. Дети, как испуганные птички, забились в спальне в уголок и тихонько, необычайно мирно, шептались.
Петровский, не прощаясь, исчез, когда приехали врачи.
Вале намеряли 220. Трижды потом приезжали в тот вечер, делали уколы.
После своего самого тяжелого гипертонического криза моя дорогая Валентина Петровна не удержалась и показала письмо Зое. А та, бескомпромиссная, решительная, необычно отомстила. Сделала на ксероксе десяток или более копий. Придя на кафедру во время лекций, перед перерывом, положила письмо на все наши семь столов, на тот, который числился за профессорами Петровским и Шиянком, тоже.
Когда Михаил Михайлович вошел в комнату, за каждым столом сидел человек и за плечами у него стоял другой, а то и двое. Читали интереснейший документ, свалившийся с неба.
Профессор не догадался, что так внимательно читают. Его стол был свободен. Он сказал какую-то остроту, на которую никто не отреагировал, сел за стол, увидел свое тайное послание и… с ним случился сердечный приступ. Попал в больницу. И я сильно переживаю. Осторожно, чтобы не нагнать давление, упрекнул жену. Поссорился с Зосей. Считаю долгом посетить Михаила в больнице, но боюсь, не стало бы ему хуже от моего визита. Марии Романовне, навестившей его, он якобы сказал: всегда, мол, был убежден, что погубят его не враги, а друзья.
Кого же, Михале, ты хотел подстрелить — врага, друга?
9
День был не похож на апрельский — почти осенний, даже в полдень плыл туман, словно кто-то всесильный и умелый пускал дымовые завесы. На наше счастье, думал я. Туман, конечно, рождался над Одером. Казалось, я чувствую дыхание великой реки. Вот она — рукой подать. Спросил у командира прожекторной роты старшего лейтенанта Анютина, чует ли он, что мы перед рекой.
— Кто его знает, — ответил он. — Конечно, где-то близко. Пушки же бьют близко.
Даже командир не знает, где находится его рота. Кто же знает? Тужников? Но он настолько сосредоточен, что я не отважился беспокоить его пустым вопросом. Да и у него немецкой трехверстки не было.
Знают, конечно, офицеры с того «виллиса», которые вели роту сюда. Вели узкими дорогами с частыми поворотами, потому тяжело было определить в тумане, как далеко мы отклонились к северу, к югу отклониться не могли, поскольку магистральное шоссе с Ландсберга на Кюстрин, разведанные вылазками на трофейных мотоциклах, не переезжали. На брусчатках, связывающих небольшие городки, особого движения не было, только навстречу нам шли пустые машины, не боевые — больше интендантские. Но лесок, куда нас привели, забит боевой техникой: танками, самоходками, «катюшами», машинами с прожекторами. Целый полк прожекторных установок, но, по всему видно, собраны они с разных частей — командиры незнакомы между собой. Люди на войне легко знакомятся, легко сходятся, но редко спрашивают, кто откуда, из какого полка, дивизии. Спрашивать, где находимся, тоже неловко, решил я. Могут удивиться, насторожиться, а если и скажут, что вблизи какого-нибудь «дорфа», или «берега», то что это даст без карты. Делай, как другие, вид, что все хорошо знаешь. А меж тем все было загадочным. Началось с очень раннего, по существу, ночного — еще не светало — совещания у командира. Срочно, за час, снять все прожекторы, привести в боевое состояние, выделить новейшие машины и быть готовыми двигаться по указанию офицера штаба фронта. Значит, двигаться не в тыл — на передовую. Но почему только прожекторы? Я даже не утерпел и задал этот наивный вопрос. Кузаев ответил с обычным юмором:
«Спроси у маршала Жукова».
Офицеры засмеялись. Но мне было не до смеха.
Шуткой командир выдал главное: прожекторы понадобились фронту перед решительной операцией. Но зачем? Разведали о массированном ночном ударе фашистской авиации? Маловероятен такой удар. А если и так, то почему одни прожекторы? На фронте достаточно зениток и не хватает прожекторов? Но ведь давно убедились, что эффективность огня с ними небольшая. Лучше даже по звуку. А теперь, в конце войны, достаточно радиолокаторных установок. Однако же нашу СОН не забирают. Еще на совещании подумал я об этом и, между прочим, спросил и про СОН.
Кузаев пожал плечами:
«При чем тут СОН?»
А Тужников язвительно пошутил:
«Он думает, что с помощью СОН найдет ее командира».
Офицеры не просто засмеялись — захохотали. Я знал шуточку, ходившую по дивизиону: Ванда поменяла комсорга на комбрига.
Роман «В добрый час» посвящен возрождению разоренной фашистскими оккупантами колхозной деревни. Действие романа происходит в первые послевоенные годы. Автор остро ставит вопрос о колхозных кадрах, о стиле партийного руководства, о социалистическом отношении к труду, показывая, как от личных качеств руководителей часто зависит решение практических вопросов хозяйственного строительства. Немалое место занимают в романе проблемы любви и дружбы.
Известный белорусский писатель Иван Шамякин, автор романов «Глубокое течение», «В добрый час», «Криницы» и «Сердце на ладони», закончил цикл повестей под общим названием «Тревожное счастье». В этот цикл входят повести «Неповторимая весна», «Ночные зарницы», «Огонь и снег», «Поиски встречи» и «Мост». …Неповторимой, счастливой и радостной была предвоенная весна для фельдшера Саши Трояновой и студента Петра Шапетовича. Они стали мужем и женой. А потом Петро ушел в Красную Армию, а Саша с грудным ребенком вынуждена была остаться на оккупированной врагом территории.
Иван Шамякин — один из наиболее читаемых белорусских писателей, и не только в республике, но и далеко за ее пределами. Каждое издание его произведений, молниеносно исчезающее из книжных магазинов, — практическое подтверждение этой, уже установившейся популярности. Шамякин привлекает аудиторию самого разного возраста, мироощущения, вкуса. Видимо, что-то есть в его творчестве, близкое и необходимое не отдельным личностям, или определенным общественным слоям: рабочим, интеллигенции и т. д., а человеческому множеству.
«Торговка и поэт… Противоположные миры. Если бы не война, разрушившая границы между устойчивыми уровнями жизни, смешавшая все ее сферы, скорее всего, они, Ольга и Саша, никогда бы не встретились под одной крышей. Но в нарушении привычного течения жизни — логика войны.Повесть исследует еще не тронутые литературой жизненные слои. Заслуга И. Шамякина прежде всего в том, что на этот раз он выбрал в главные герои произведения о войне не просто обыкновенного, рядового человека, как делал раньше, а женщину из самых низших и духовно отсталых слоев населения…»(В.
… Видывал Антонюк организованные охоты, в которых загодя расписывался каждый выстрел — где, когда, с какого расстояния — и зверя чуть ли не привязывали. Потому подумал, что многие из тех охот, в организации которых и он иной раз участвовал, были, мягко говоря, бездарны по сравнению с этой. Там все было белыми нитками шито, и сами организаторы потом рассказывали об этом анекдоты. Об этой же охоте анекдотов, пожалуй, не расскажешь…
КомпиляцияСодержание:СЕРДЦЕ ПОМНИТ (повесть)ПЛЕВЕЛЫ ЗЛА (повесть)КЛЮЧИ ОТ НЕБА (повесть)ГОРЬКИЙ ХЛЕБ ИСТИНЫ (драма)ЖИЗНЬ, А НЕ СЛУЖБА (рассказ)ЛЕНА (рассказ)ПОЛЕ ИСКАНИЙ (очерк)НАЧАЛО ОДНОГО НАЧАЛА(из творческой лаборатории)СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ:Заметки об историзмеСердце солдатаВеличие землиЛюбовь моя и боль мояРазум сновал серебряную нить, а сердце — золотуюТема избирает писателяРазмышления над письмамиЕще слово к читателямКузнецы высокого духаВ то грозное летоПеред лицом времениСамое главное.
Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».