Зенит - [163]
Но еще больше удивлял друг Виктор Масловский. Не потому, что у него только что родился сын, а он сбежал. Нет. Удивляло и бунтовало другое. Казалось же, что с Вандой у него шапочное знакомство, она — на одной батарее, он — на другой, если не считать короткого пребывания Ванды на первой в далеком сорок втором. Но, выходит, Ванда знала о его стремлении штурмовать Берлин. Тайно он жил с Глашей, тайно связался с Вандой. Ведь кто ему мог позвонить ночью? Батарея за рекой, в трех километрах, на мосту ночью особый режим, особые пропуска. Кто мог выписать пропуск? Данилов ничего не знает. Исчез командир ПУАЗО на рассвете. «Дезертировал» самостоятельно? Невероятное совпадение. Да и телефонистка штаба, дежурившая ночью, выдала себя страхом в глазах, хотя и отрицала, что младший лейтенант Жмур появлялась в аппаратной. Либо проспала и боялась сурового наказания за сон на посту, либо боялась обвинения: почему не доложила сразу? И батарейная связистка отрицала, что Масловского вызывали к телефону. Но там проще: Виктор в ту ночь как раз дежурил и мог подменить телефонистку — зачем двоим сидеть у аппарата? Нет, случайного совпадения не было. Но почему Ванда позвонила ему? Вот вопрос, который мучил больше всего. Ревновал к Масловскому больше, чем к Сивошапке.
Под вечер по приказу замполита Колбенко собрал партбюро.
— Будем исключать?
Казалось, иного решения быть не может, никто в поддержку не выскажется. Однако в душе я был против исключения из партии коммунистов с сорок первого года Тамилы и Масловского и только что принятой Ванды… Только что принятой… Приступ нежности сменился снова болезненной злостью, и появись Ванда вдруг передо мной, то бог знает что сделал бы с ней!..
Странно ответил Колбенко на мой вопрос:
— Сначала исключим Островика, потом будем думать о твоей зазнобе. Поднесла она тебе пилюлю.
Сказал так, что показалось: и отец мой, всегда встававший на защиту, тоже считает меня виноватым. В чем? До слез обидно.
Анатолия Островика, командира пулеметного взвода, будем наказывать за связь с немкой. Связь явная, он сам не отрицал. Я готовил вопрос, и лейтенант доверительно рассказал мне обо всем, даже познакомил с этой немкой. Пулемет стоял на крыше дома, где она жила, расчет ходил за водой в ее квартиру. Красивая девушка. Я долго доказывал Константину Афанасьевичу, что Островика за такой проступок нельзя исключать, и парторг начинал соглашаться. И вдруг такая категоричность: «Сначала исключим…»
Мой доклад по делу Островика не понравился Тужникову, он сказал, правда, спокойно:
— Неглубокая оценочка. Непартийная.
Но давно уже спокойствия его я боялся больше, чем раздражительности, в злобе он бывал алогичный, непоследовательный, несправедливый и довольно часто — положительное качество! — сам поправлял себя; в спокойном состоянии — железно твердый.
— Что вы скажете, лейтенант?
— А что мне говорить? — смело и чуть ли не дерзко — вот чудак! — начал Островик. — Шиянок все сказал. Я люблю ее!
— Немку? — почему-то очень удивился Тужников. — Вы успели полюбить немку? Меньше чем за месяц?
— А что? Она же не фашистка. У нее отец антифашист, в концлагере погиб. Нужно укреплять связь с народом.
— В постели? — хмыкнул Кузаев.
— Великий политик! — поддержал сарказм Колбенко.
— И что же вы думаете дальше делать? — спросил Тужников.
— Женюсь.
— На немке?! — даже подпрыгнул замполит. — А закон, запрещающий браки с иностранцами?
— А разве есть такой глупый закон? Словом «глупый» Островик погубил себя. Тужников вскочил:
— Ты перед нами дураком не прикидывайся! Видели? Закона он не знает! Все ты знаешь! Немецкий язык изучил. Зачем? Заранее планировал жениться на немке? Историю мирового искусства изучаешь, а закон, подписанный товарищем Сталиным, не помнишь! Что нам с ним возиться? За политическую слепоту и глухоту, за аморальное поведение… Посмотреть, можно ли ему доверять воспитание бойцов…
Я воздержался при голосовании, и Тужников, отпустив Островика, перенес огонь на меня:
— Предлагаю члену бюро Шиянку за беспринципность, субъективизм, за плохое воспитание бывшего комсомольца вынести выговор.
Защищали меня Кузаев и Колбенко. Парторг сказал с той суровостью, какой побаивался даже Тужников:
— Не будем разбрасывать выговоры, товарищ майор.
Командир отвел удар более дипломатично:
— Много у нас сегодня персональных дел. Колбенко вскудлачил ежик поседевших волос и долго смотрел в бумагу, изучая порядок дня всего из четырех пунктов, словно не находил нужное, а может, раздумывал, как перекомпоновать пункты, чтобы оттянуть рассмотрение самого болезненного.
— О коммунистах Тамиле, Масловском, Жмур…
— О каких коммунистах?! — возмутился Тужников. — О дезертирах!
Колбенко резко поднял голову, выпрямился, готовый броситься в бой.
— Кто доказал, что они дезертировали из Красной Армии?
— Они дезертировали из своей части. Этого мало вам? Партизанам не позволено было переходить из отряда в отряд. А тут регулярная армия! Что творилось бы, если бы каждый решал: где хочу — там служу. Анархия полная!
— Правильно. Но тут особый случай.
— Почему он особый?
— Завтра будем штурмовать Берлин.
— Значит, по-вашему, можно сняться всему дивизиону и броситься к Берлину?
Роман «В добрый час» посвящен возрождению разоренной фашистскими оккупантами колхозной деревни. Действие романа происходит в первые послевоенные годы. Автор остро ставит вопрос о колхозных кадрах, о стиле партийного руководства, о социалистическом отношении к труду, показывая, как от личных качеств руководителей часто зависит решение практических вопросов хозяйственного строительства. Немалое место занимают в романе проблемы любви и дружбы.
Известный белорусский писатель Иван Шамякин, автор романов «Глубокое течение», «В добрый час», «Криницы» и «Сердце на ладони», закончил цикл повестей под общим названием «Тревожное счастье». В этот цикл входят повести «Неповторимая весна», «Ночные зарницы», «Огонь и снег», «Поиски встречи» и «Мост». …Неповторимой, счастливой и радостной была предвоенная весна для фельдшера Саши Трояновой и студента Петра Шапетовича. Они стали мужем и женой. А потом Петро ушел в Красную Армию, а Саша с грудным ребенком вынуждена была остаться на оккупированной врагом территории.
Иван Шамякин — один из наиболее читаемых белорусских писателей, и не только в республике, но и далеко за ее пределами. Каждое издание его произведений, молниеносно исчезающее из книжных магазинов, — практическое подтверждение этой, уже установившейся популярности. Шамякин привлекает аудиторию самого разного возраста, мироощущения, вкуса. Видимо, что-то есть в его творчестве, близкое и необходимое не отдельным личностям, или определенным общественным слоям: рабочим, интеллигенции и т. д., а человеческому множеству.
«Торговка и поэт… Противоположные миры. Если бы не война, разрушившая границы между устойчивыми уровнями жизни, смешавшая все ее сферы, скорее всего, они, Ольга и Саша, никогда бы не встретились под одной крышей. Но в нарушении привычного течения жизни — логика войны.Повесть исследует еще не тронутые литературой жизненные слои. Заслуга И. Шамякина прежде всего в том, что на этот раз он выбрал в главные герои произведения о войне не просто обыкновенного, рядового человека, как делал раньше, а женщину из самых низших и духовно отсталых слоев населения…»(В.
… Видывал Антонюк организованные охоты, в которых загодя расписывался каждый выстрел — где, когда, с какого расстояния — и зверя чуть ли не привязывали. Потому подумал, что многие из тех охот, в организации которых и он иной раз участвовал, были, мягко говоря, бездарны по сравнению с этой. Там все было белыми нитками шито, и сами организаторы потом рассказывали об этом анекдоты. Об этой же охоте анекдотов, пожалуй, не расскажешь…
Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».