Земные заботы - [204]

Ну разве я не дура, что взвалила на себя это неподъемное бревно по имени Гун, а теперь сетую на судьбу? Из-за разочарования — ведь я хотела сделать как лучше, а в ответ получила черную неблагодарность или того меньше. Интересно, в чем разница между волей и безволием? Моя воля была так неразумна, что обернулась безволием.

Сейчас столько пишут о любви. Самая популярная тема. Мол, каждому нужна любовь, и чем больше ее отдаешь, тем больше получаешь, и что любовь — сама по себе уже награда. Не знаю, с чего началась вся эта шумиха, но, должно быть, мы вскоре получим объяснение, которое обойдемся нам эдак миллионов в десять. Может, это правительство начало всю эту кампанию с любовью. Может, они встревожились, что деньги кончаются и нечем платить пособия детям, пожилым и старикам, и решили: пусть эти чертовы налогоплательщики сами раскошеливаются; мол, мы им скажем, что, конечно, мы против всех форм частной инициативы, но, что касается любви, тут мы не делаем никаких ограничений, разумеется, при условии, что никто на этом не станет зарабатывать. Никаких борделей, только бескорыстная любовь. Мы направим их недовольство по определенному руслу, решило правительство вместе с Управлением по социальной помощи, пусть вся вина ляжет на них, скажем, что мы ничего не имеем против скрипок, но, если им нужна приятная музыка, пусть сами и играют.

И началось: любовь, любовь и опять любовь, отдай сердце и душу и обретешь блаженство.

Но если бы я встретила праведника, который только отдает и говорит, что делает это по зову сердца, что он хочет доказать, будто существуют люди, которым дорог ближний и которые ничего не ждут взамен, так как отдавать — само по себе награда, то я сказала бы такому праведнику: все это отлично, но только на бумаге. А на практике это чревато серьезными осложнениями. Каким бы добросердечным и милосердным ты ни был, обязательно наступит день, когда ты почувствуешь, что выдохся и силы твои на исходе, запас любви иссяк, иссякла даже бумага на полках. Ты невольно заметишь, что любви недостаточно только той награды, которую может дать она сама. Тебе с ужасом придется признать, что ты все-таки рассчитывал хоть на малую отдачу; и после этого открытия тебе станет нестерпимо стыдно — ведь ты считал себя таким благородным. Ты отдавал, ты любил всей душой, и вдруг оказывается, что тот, кому предназначается это самое естественное чувство в мире, принимает его как должное — ведь он тоже начитался о том, как важно любить ближнего, и потому думал, что оказывает благодеяние, принимая эту любовь. Кому придет в голову стыдить кукушонка за то, что он объедает других птенцов в гнезде? Вот еще! Просто кукушонку требуется больше пищи!

Это я и собираюсь сказать, если встречу такого же дурака, как я сама, и непременно скажу, хотя знаю, что мне никто не поверит. Мне не поверят, даже если я буду говорить спокойно, сдержанно и убедительно, как директор банка, дающий совет, как вам извлечь из своего капитала наибольшую прибыль. Допустим, он скажет: для начала поместите все, что имеете, в мой банк. Все до последнего эре, можете на меня положиться, потому что я люблю всех наших клиентов. Но ему никто не поверил бы. Все решили бы, что в первую очередь он печется о своем банке. А вот если бы этот директор сказал: положите в наш банк половину ваших денег на срочный вклад, дающий высокий процент, а оставшуюся половину можете тратить по своему усмотрению, можете иногда купить себе лотерейный билет или развлечься по своему желанию, — надеюсь, такое предложение придется вам по душе: у вас на руках останется достаточно денег и вы ни от кого не будете зависеть, ведь свобода для вас превыше всего. Не так ли?

Пусть даже я говорю все это ради собственного удовольствия — приятно говорить умные вещи, даже если знаешь, что никто тебе не поверит. Нет, никто мне не поверит, это точно. В ответ мне непременно скажут: ты, видно, не читала историю о милосердном самарянине. А там вот что говорится: некоего человека избили до полусмерти и бросили в канаву, мимо проехал один путник, потом другой, оба видели его, но проехали, не оказав никакой помощи. Наконец появился милосердный самарянин, он помог несчастному, позаботился о нем, словом, поступил, как подобает милосердному человеку. Возьми и прочти эту притчу, она тебя вразумит, а то ты кого угодно запугаешь. Любовь превыше всего!

Однако это все мои фантазии, потому что ни единая душа не придет ко мне за советом. Но это неважно. Ни беседой, ни ацетоном иллюзии не смыть, необходимо побывать в преисподней, чтобы их выжгло, это единственное; что помогает. Да и то плохо, потому что глупость нарастает, как дикое мясо, только диву даешься.

Нет, любовь — это хорошо, но нужно помнить, что иногда в нее необходимо выплескивать ковш холодной воды. А не то не избежать разочарования. Бывает, Гун скажет: ты такая добрая, мне хочется сделать тебе хороший подарок. И в один прекрасный день я получаю от подвыпившей Гун обещанный подарок, но стоит ей на трезвую голову увидеть его у меня, и она забирает его обратно. Так что теперь, когда она мне что-нибудь дарит, я с благодарностью беру ее подарок и тут же возвращаю его обратно, как будто она давала его мне взаймы. Сперва она сердилась и обижалась, говорила, что ничего такого не помнит, но теперь это ее даже устраивает. И когда она, по выражению Стуре, «передвигает мебель», то есть падает на пол вместе со столом или лампой, я поднимаюсь к ней, но уже давно не бегу, как на пожар. Как и раньше, я сажусь рядом с нею на пол, накрываю ее одеялом, если она раздета, сую ей под голову подушку, иногда поглаживаю ее, чтобы она чувствовала, что я рядом, и терпеливо сижу. Картина привычная, Гун напоминает человека, уцепившегося за обломки корабля, ее движения замедленны, как будто она преодолевает сопротивление воды. Я по-прежнему ощущаю здесь присутствие Трагедии и Одиночества, но мое сердце уже не сжимается, как вначале, — ко всему привыкаешь.