Земные громы - [12]

…В первых числах марта прямо на урок, что случалось редко, пришел дежурный и объявил:

— Всем коммунистам прибыть в казарму.

Никто не знал, что произошло, почему вызвали только коммунистов. Многие думали, что предстоит какое-то собрание, но приказано было взять оружие, обмундирование, котелки, ложки — все, что необходимо для похода. На Приморском вокзале курсантов посадили в поезд, следующий на Сестрорецк.

На вокзале кое-что прояснилось. Пошли разговоры о мятеже, который произошел в Кронштадте. Воспользовавшись экономическими неурядицами, мелкобуржуазные партии решили совершить переворот. Они потребовали переизбрать Советы, упразднить комиссаров и политотделы, ввести свободную торговлю. Грабина особенно возмутил лозунг, который выдвинули заговорщики: «Советы без коммунистов!» Коммунисты создавали подполье, боролись против царизма, страдали на каторгах, они были первыми и на баррикадах, и при штурме Зимнего. И вдруг их отстраняют от власти. А эсерам, меньшевикам и анархистам дают полную свободу. Такое могли придумать только враги рабочих и крестьян.

Один из краскомов, собрав курсантов, более подробно объяснил обстановку. Дело зашло слишком далеко. В руках мятежников оказались немалые силы. У них было два линкора и несколько других кораблей, более ста орудий береговой обороны, десятки пулеметов. А главная опасность заключалась в том, что они захватили основную базу Балтийского флота, которая являлась ключом к Петрограду.

На помощь мятежникам торопились недавние интервенты. Английские корабли сосредоточивались у Финского побережья. Капиталисты и банкиры выделяли им на их черные дела немалые деньги.

— Время торопит, — говорил краском, — скоро должен вскрыться Финский залив. Тогда к мятежникам придет помощь по морю. Нужно не допустить этого, как можно быстрее задавить контрреволюцию.

К месту назначения прибыли ночью. Батарея тяжелых гаубиц располагалась в лесу. Было тихо, не рвались снаряды, не свистели пули. Но во всем чувствовалась фронтовая напряженность. Позиции усиленно охранялись, около орудий были отрыты укрытия для расчетов, в блиндаже командиры готовили данные для стрельбы.

Грабина назначили заряжающим. Остальные были старше его, многим уже пришлось участвовать в боях. Они объяснили Василию его обязанности, дали возможность потренироваться. Дело оказалось нелегким. Снаряд тяжелый, без навыков подать в казенник непросто. И хорошо, что Грабин сразу признался, что опыта у него нет. Артиллеристам понравилась его честность.

— Научишься, — уверяли они.

Но учиться не пришлось. Началась артиллерийская дуэль. Впереди, на берегу Финского залива, располагался форт, находившийся в руках мятежников. Ранним утром первый снаряд разорвался позади и в стороне от батареи: противник не знал ее точного расположения.

Еще раньше, когда белые наступали на Екатеринодар, Грабину пришлось побывать под артиллерийским обстрелом. Но тогда было иное дело: тогда он чувствовал себя человеком посторонним, не причастным к войне, а теперь каждый снаряд, каждый осколок казался ему предназначенным для него. Это умножало чувство опасности.

— Орудие к бою! Заряжай!

Зычный голос командира заставил Грабина подняться с земли. Он торопливо схватил снаряд и уже не упал, как в первый раз, а только вздрогнул, когда позади грохнул второй разрыв. Заговорила их батарея. Через несколько минут все смешалось, слилось в один сплошной гул. Василию некогда было думать об опасности, чувство страха уступило место чувству ответственности. Он думал только об одном: как бы успеть быстро и хорошо зарядить гаубицу.

Мятежники пристрелялись, снаряды стали рваться совсем близко, на позиции засвистели осколки, послышались стоны, появились первые раненые. Однако оглядываться и переживать было некогда. Грабина впервые охватил азарт боя. Каждый разрыв снаряда в районе форта вызывал в нем прилив радости и гордости, а стоны раненых товарищей озлобляли и заставляли действовать еще быстрее.

— Всем в укрытие! — раздалась команда.

Батарея прекратила огонь. Наступила короткая передышка. И только теперь Грабин почувствовал усталость. Такую усталость, когда ноги отказываются держать, а к рукам будто подвешены гири.

— Тяжело, брат? — К Василию подошел один из пожилых артиллеристов. — Ничего, втянешься. Война не для отдыха.

Как мало надо было, чтобы Грабин и сам понял, что война — это не только лихие и смелые атаки, меткие выстрелы, но и большой, напряженный труд. В артиллерии нет легких должностей. Грабину первое время даже показалось, что громадные металлические колеса гаубицы чем-то похожи на каменные жернова мельницы. Он невольно вспомнил, как они вдвоем с отцом при помощи нехитрых приспособлений поднимали и переворачивали эти каменные глыбы. Мелькнула мысль, что и в артиллерии, если подумать, можно облегчить труд. Может быть, тогда не придется все операции со снарядом выполнять вручную.

— Орудие к бою!

И все началось снова: грохот выстрелов, едкий пороховой дым, вой снарядов, свист осколков, стоны раненых. Бой продолжался. Порой казалось, что там, куда стреляли гаубицы, уже не должно остаться ничего живого, но форты действовали, их артиллерия не умолкала.