Земная жизнь Пресвятой Богородицы - [43]

Разделяя с Сыном Своим милосердие к роду человеческому, Она Сама желала, чтобы смертельно болеющий мир принял небесное врачевство. Но по материнской любви к Сыну, для Которого это врачевание стоило так дорого, Она не могла без ужаса и помыслить о способе исцеления. И пронзаемое этой борьбой сердце находило лишь одну опору — в непоколебимой вере в Бога и в надежде на Него. Таким образом, Пречистая Матерь мысленно могла следовать за Сыном Своим по страшному пути страданий Его, разделяя внутренние волнения и скорбные чувства, объявшие душу Его. Конечно, ужасные события первой ночи по взятии Господа врагами, когда Он был привлечен из Гефсиманского сада на допрос к первосвященникам и старейшинам, были глубоко и сильно прочувствованы Богоматерью в молитвенном уединении. Увидеть Божественного Страдальца довелось Ей не прежде, как во время представления Его Пилатом народу.

Окровавленный, обезображенный, покрытый ранами и облеченный в одежду поругания, с терновым венцом на голове и тростью в руке, Он был выведен к народу с словами: Се, Человек! (Ин. 19, 5). Как должна была увеличиться скорбь нежного сердца Матери от слышанных Ею лжесвидетельств, терзавших славу Сына Ее, от вопля разъяренной толпы, отдавшей предпочтение разбойнику перед чистым и невинным Агнцем и желавшей убийце даровать жизнь, а Начальника жизни убить! Удрученная горем, Она стояла около дома Пилата и с трепетом сердечным ожидала окончания этого страшного судилища. Находясь здесь, Она могла услышать голос провозвестника, объявлявшего произнесенный Пилатом приговор, и видеть поднятие тяжелого креста, который Спаситель должен был нести на Себе до места казни.

Крестный путь начался. Пройдя около ста шагов, на повороте улицы, поднимавшейся в гору, Спаситель изнемог и упал под тяжестью креста. Предание дополняет, что Пресвятая Дева при начале крестного шествия Христа обратилась к Пилату с молением о пощаде Сына. Получив отказ, Она поспешила догнать печальное шествие ближайшей дорогой и, следуя через узкий переулок, сзади дворца Пилата, встретилась на этом месте с Божественным Сыном и с замиранием сердца увидела Его изнеможение. Недалеко от этого места дорога поворачивает вправо, еще на большую крутизну. Здесь снова Спаситель изнемог, но, встреченный Симоном Киринейским, удостоил его разделить тяжкую ношу, возложенную на Него человечеством. Здесь же Он обратился к плачущим женам Иерусалимским и предварил их о горькой участи, ожидающей их. Далее, шагов через сто, где дорога идет возвышаясь, вышла из своего дома св. Вероника и освежила страдальческий лик Спасителя, отерши с него полотенцем кровь и пот.

От этого места шествие направилось по крутому подъему к Судным воротам, на которых вывешивались приговоры осужденных и которыми оканчивался с этой стороны Иерусалим. Далее начиналась юдоль мертвых, или лобное место, Голгофа. Прибыв на Голгофу и увидев все приготовления к жестокой и вместе позорной смерти Сына Своего, услышав удары молота, пригвождавшего ко кресту руки и ноги Его, увидев Его возносимым на Кресте и живо представив чрезмерные страдания Его, Матерь Божия, без сомнения, пала бы под бременем удручающего горя, если бы благодать Божия не подкрепила Ее. Она приблизилась к Распятому Сыну и с неизреченной болью души созерцала Его страдания. В то время как ученицы вси (Мф. 26, 56), оставив Его, бежали, Матерь Господа мы не видим ни в страхе, ни в бегстве, а видим Ее стоящей при Кресте Иисусове (Ин. 19, 25).

Она является выше всеобщего страха, выше своей личной опасности, выше апостольского мужества. Так, не видно было Богоматери во время славы Христовой, ни на Фаворе, ни при кликах «осанна». А теперь, когда вокруг Него не обрелось, кроме Иоанна, ни одного из множества учеников и апостолов, когда и чужие, пришедшие на позор Голгофский, не могли хладнокровно выносить печального зрелища и возвращались домой, биюще перси своя (Лк. 23, 48), Она перед очами всех безбоязненно стояла у подножия Креста… Чем же можно изъяснить это высокое мужество и крепость духа? Не иным чем, как Ее глубокой преданностью судьбам Божиим, Ее верою в Божественную силу Своего Сына, известную Ей больше всех из явных и тайных чудес всей земной жизни Его, Ее познанием Христовых таин, которые всех ранее Она постигла и всех совершеннее соблюдала в сердце Своем. Вера, упование, любовь, не естественная только, но верой возвышенная в духовную и Божественную, питали в Ней внутренний животворный свет, которого не объят и тьма (Ин. 1, 5), и смерть, и ужасы Голгофские. Немало значило и то, что Богоматерь видела вольное страдание Сына Своего, Он прежде, не таясь, неоднократно говорил о нем, и это могло несколько утолять горечь Ее страданий. Святая Церковь не раз влагает в уста Богоматери такое сознание: «Волею, Сыне мой и Творче, терпиши на древе лютую смерть. Создание бо Твое хотя спасти, смерть подъял еси».

Без всякого сомнения, и Сам Господь, видя глубокую скорбь Своей Матери, незримо давал Ей силу переносить страдания и тайно говорил Ее сердцу слова веры и упования.

Евангелист не говорит, чтобы Матерь Господа рыдала подобно женам иерусалимским. Ее рыдания возмутили бы последние минуты Сына, нежно любимого. Да и самая горесть Ее была выше слез: кто может плакать, тот еще не проникнут силой всей скорби, какую иногда испытывает сердце человеческое. Но оружие, предсказанное Симеоном в минуты Ее радости, проникло теперь всю душу Ее. Спаситель видел со Креста, какая скорбь пронзала сердце Его Матери, и взгляд на Нее был для Него новым мучением. Переходя постоянно из одного места в другое для проповеди, Он не мог исполнять домашних обязанностей сына, однако же не переставал быть надеждой и утешением Своей Матери даже в земном отношении. Теперь Пресвятая Мария оставалась одна в этом мире, оставалась Матерью уже не Иисуса, всеми любимого, уважаемого, Которого страшился сам синедрион, Который составлял предмет надежд всего Израиля, а Иисуса, всеми оставленного, поруганного, распятого вместе со злодеями. Надлежало преподать какое-либо утешение, преподать, однако же, так, чтобы оно, служа отрадой на всю жизнь, не подвергало теперь утешаемую насмешкам и оскорблениям врагов, из которых многие, находясь еще у креста, конечно, позволили бы себе дерзости, если бы узнали, что между ними находится Матерь Иисуса. И Господь не употребил этого наименования, но, обратив к Ней взор, исполненный любви, сказал, указывая на любимого ученика Своего, Иоанна: