Земляки по разуму - [169]

И тут Саньковскую осенило — загвоздка была в том, что Длинный обращался именно к ней, — а ведь она ему сниться не могла! — и к тому же на экране она видела Семена в таком виде, в каком он ей никогда на глаза не попадался…

От напряженной умственной работы едва наметившимися у эмбриона извилинами Мария окончательно выбилась из сил, но все же незрелый мозг не успел отключиться до того, как его погрузила в пучину меланхолии мысль о том, что никогда и ни при каких обстоятельствах человеку не может присниться то, чего не существует во Вселенной. Далее из этого следовало, что если такой сон ей таки приснился, то где-то под чужим небом в самом деле шляется пьяный муж, а Длинный обнаглел до того, что перебирает харчами. Вывод напрашивался только один — ей неоткуда ждать помощи…

Меланхолия сменилась едва ли не эмоциональным аналогом кровоизлияния, а сознание заметалось среди теней нахлынувшей жути. Затрещали и рухнули неумело запечатанные Фасилиясом шлюзы подсознания и оттуда, подобно жабе, возомнившей себя подводной лодкой, всплыла разная нечисть вплоть до комплекса Электры, таящемся в каждой женщине. Именно он вошел в резонанс с аналогичным комплексом ребенка, который у того был запрограммирован на генном уровне. А если быть точнее, у того в ДНК было запрограммировано вообще черт знает что, ведь не стоит доверять инопланетянам ковыряние в мозгах своих и мужа. В этом контексте гораздо безобиднее пустить козла в огород, нежели псевдоосьминога в святая святых…

Сознание Марии утонуло в разбушевавшемся хаосе нервных тканей ребенка, незамутненных душой, и спустя некоторое время было выплеснуто на берег — свой ли, чужой ли?.. Она долго лежала, боясь открыть глаза.

***

Длинный очень медленно направился к Семену, который хлопал квазидвойника по плечу, от чего тот приседал, шатался, но попыток уклониться не предпринимал. Со стороны это выглядело очень театрально и тошнотворно.

— Слышишь, — Длинный осторожно подергал друга за рукав, — тебе еще не надоело?

— Как может надоесть то, что делаешь первый раз в жизни! — в восторге Саньковского Длинному послышалась фальшь.

«Наверное, опять какое-то правило чертовой дипломатии», — с тоской подумалось ему, но вслух он произнес:

— Поговорить надо.

Семен хотел было послать его к черту, но тут же вспомнил, что в таком случае тот снова замолчит и разговаривать придется с двойником, притом исключительно о древностях Понго-Панча.

— Чего тебе?

— Иди сюда.

Саньковский нехотя оставил свою копию в покое, причем ему показалось, что в искусственных глазах той промелькнуло облегчение, и отошел к другу.

— Ну?

Длинный набрал полную грудь воздуха и с присвистом выдохнул продолжительную фразу, которая началась немного раньше, чем появились первые звуки:

— …жил здесь, то, значит, что-то пил, а если пил, то, выходит, есть вода, да и в водке компьютер ее определил, то быть не может такого, чтобы здесь ее не было в свободном состоянии, а следовательно, если есть хотя бы одна капля, то должно быть и море, где не могут не жить…

Воздух закончился.

Не успела с Семена схлынуть оторопелость, как друг снова вдохнул и победоносно рявкнул:

— Рыбки! Давай их наловим!

— Ты чего, недавно уху ел? Какие к черту рыбки?! Тут же нужна дипломатия, а ты сразу браконьерничать предлагаешь! Молись, чтобы… — Саньковский возвел очи горе и тут лицо его жутко перекосилось.

Длинный на всякий случай отпрыгнул в сторону и попытался проследить за направлением взгляда Семена, однако, вместо ожидаемого лика Господня, который мог бы вызвать у друга такую гримасу, на небе была лишь крохотная точка. Впрочем, она быстро снижалась, если не сказать, падала.

— Чего это? — шепотом спросил он у Саньковского.

— Ложись, идиот!

Друг моментально растянулся рядом, но предыдущий вопрос продолжал его беспокоить:

— Чего это?

— Летающий аквариум, — буркнул Семен, увидел, как радостно расширяются глаза Длинного, и поспешил его разочаровать. — Наверняка какой-то опаздывающий на праздник урод.

— Думаешь, он нас не заметит?

— Сейчас они ни хрена не замечают. В смысле, именно, кроме него… — тут мысли Саньковского, даже неожиданно для него самого, заработали в направлении того, как вернуть себя и Длинного на грешную Землю.

Между тем космический корабль медленно снижался и вскоре совершил мягкую посадку. Однако действия экипажа противоречили благополучному приземлению, и поэтому могло показаться, что первое впечатление, как всегда, ошибочно — пилоты вылетели из корабля на чем-то вроде летающей гантели и помчались как угорелые в сторону космопорта. Или в ту сторону, где он мог бы находиться.

— Сейчас ка-ак шарахнет… — пробормотал сквозь зубы Длинный и пополз, извиваясь всей протяженностью тела, под защиту «тарелки».

— Ничего оно не шарахнет, — Семен встал и отряхнулся. — Ты же забыл, какой сегодня день.

Длинный напрягся, вспомнил вчерашний, и неуверенно родил догадку:

— Опять у кого-то день рождения?..

— Смешно, Длинный, смешно… — пробормотал Семен, пристально разглядывая приземлившийся корабль. — Но им не до смеху.

Видя, что другу ничего не угрожает, Длинный тоже принял не на шутку вертикальное положение.