Земля Тиан - [78]

— Маруся, — сказал Валериан Платонович, — будьте добры, принесите большой словарь, он в моем чемодане, в чуланчике. Как откроете, сразу сверху, в синем переплете. В этом словаре многих иероглифов нет. Интересно все-таки, о чем тут речь.

Она вышла.

«Я покажу эту штуку Лю, — решил Тенишевский, — через Терентия спрошу его, к чему и кого тут призывают. Любопытно, как он отнесется».

Маруся возвратилась через несколько минут со словарем.

— Там в чулане г-н Ван что-то починяет, — сказала она, протягивая толстую синюю книгу Тенишевскому, — свечу зажег, топорик приволок…

Валериан Платонович, не говоря ни слова, бросился в чулан. Если бы в эту минуту Ван подвернулся ему под руку, никакое заступничество никаких сил не спасло бы его. Но Ван и сам сообразил, что шутки будут плохие. Едва он увидел Марусю, которая второпях, оборвав его веревочку, вошла в чулан, как вся его храбрость мгновенно испарилась. Он понял, что попался. Недолго думая и даже не изыскивая способов избавиться от грозившей ему расправы, он попросту обратился в бегство. В тот момент, когда разъяренный Тенишевский влетел в чулан, Ван уже благополучно заворачивал за угол в соседний переулок.

VIII

Солнце садилось. Узкая улица быстро окутывалась сумраком. Кое-где в домах зажгли свет. Валериан Платонович стоял в дверях гостиницы, засунув руки в карманы, курил сигарету и злился. В течение всего дня, наполненного сутолокой и пустыми разговорами, так и не удалось улучить момент для объяснения с Павлом. После прогулки Клава и Ангелина не отходили от Дорогова. Сам Павел Александрович не обнаруживал ни малейшего желания торопиться с обсуждением неприятной темы, разговаривал с девушками в их комнате и прикладывал компрессы Шуре, у которой болела голова. Тася читала, сидя возле Шуры на кровати, Маруся с трех часов развела на кухне стирку. Ван, со страха, удрал в город и не показывался. Г-н Лю, к которому откуда-то заявился гость, молодой человек, такой же тощий, как и он сам, сидел в своей комнате и о чем-то толковал с ним вполголоса. Все, как будто, чувствовали себя вполне спокойно и Тенишевский со своими подозрениями и планами снова очутился в одиночестве. Листки, которые вызвали утром всеобщий интерес, оказались прокламациями. Дорогов сжег их на спичке, а Валериан Платонович сохранил один и после обеда с помощью Терентия предъявил г-ну Лю. Он сам не ожидал, что грязный маленький листок мог произвести такое впечатление на спокойного, уравновешенного Лю. Прочтя прокламацию, он побледнел, гневно разорвал ее и сказал Терентию:

— Эту бумажку составили для дураков, которых можно только пожалеть.

После этих слов, с трудом переведенных Терентием, подозрения Тенишев-ского относительно причастности Лю к злополучным прокламациям улеглись. Достаточно было видеть обычно равнодушное лицо Лю, когда он говорил эти слова. Тенишевского Лю интересовал. Он видел в нем человека храброго, как показал случай с пиратами, преследовавшего какие-то свои цели, как можно было понять из бессвязных речей Вана. При других условиях Валериан Платонович обязательно занялся бы разоблачением этой загадочной фигуры, даже без определенной цели, просто из спортивного интереса к приключениям и тайнам, но теперь у него на шее висели два камня, связывавшие все его действия — платиновое дело и девушки. Волей-неволей приходилось держаться осторожно и не ввязываться в новую кашу.

Неслышными шагами из глубины двориков подкралась Тася. Она неожиданно схватила Тенишевского за руку и засмеялась.

— Испугались, Валериан Платонович? О чем вы тут горюете?

Он улыбнулся и пригладил ее растрепавшиеся волосы.

— Страшно испугался, Тасенька… А вы что растрепой такой бегаете? Куда понеслись?

Она прислонилась к массивному дверному косяку и откинула голову.

— Никуда… Вас увидела… Дайте сигаретку, Валериан… Платонович.

Он протянул ей сигарету и задержал ее руку.

— Ну и экземпляр же вы, Тасенька, — сказал он и искренне засмеялся, — не поверишь, что вам восемнадцать лет.

Она тоже тихо засмеялась.

— А что такое «экземпляр»?.. Спичку дайте, кавалер.

Она закурила и пустила вверх струю дыма.

— Валериан Платонович, — сказала она медленно, глядя ему в глаза, — что вы на этого, на Дорогушу, смотрите? Кто его просит лезть? Дайте ему как следует, чтоб отстал. Он вам нянька, вы маленький?

— Он вас охраняет, — с усмешкой ответил Тенишевский, — это вы — маленькая.

— Боюсь, — презрительно фыркнула она, — а вы пугните его, ничего, что он такой здоровый… Пугните, или чем-нибудь его по башке. Чтоб знал. Вы отчаянный, все девушки так про вас думают. Что ж вы мямлите?

В глубине двора показалась Маруся. Тася быстро схватила Валериана Платоновича под руку.

— Я буду ждать вас в нашей комнате, когда все улягутся… Если останутся спать внизу, тогда приходите на крышу… Часов в девять… Маруська, — обернулась она, — тут Валериан Платонович какую забавную историю рассказывал!..

— Валериан Платонович, — сказала Маруся немного сконфуженно, — я пришла звать вас чай пить. Я лепешки спекла. Пожалуйста.

— Спасибо, Маруся, — ответил он, — пойдемте, попробуем ваши лепешки.

Валериану Платоновичу совсем не хотелось ни чая, ни лепешек, но ему показалось, что отказ обидит ее. Эта девушка, несколько лет прослужившая в кабаре, прошедшая огонь и воду, всегда как-то странно смущалась, когда разговаривала с ним. И сейчас, явившись со своими неожиданными лепешками, она покраснела, как будто попалась в чем-то непозволительном, и не знала, что говорить дальше.