Земля солнечного огня - [54]
Я успел отшвырнуть змею — она тяжело плюхнулась в пыль и зашипела, словно проколотая автомобильная шина.
В таких случаях всегда пугаешься задним числом. Сердце мое заколотилось, и я сразу вспотел. Я проклинал себя за глупую выходку: как я не подумал, что в норе может оказаться и другая змея! Я так расстроился, что не стал выуживать из норы полоза. Но гюрзу все же придавил рогулькой и упрятал в мешок.
Змей за свою жизнь я поймал много: каких только не приходилось видеть! И коротеньких — с червяка! — слепозмеек, и длинных, как бельевая веревка, полозов; и тоненьких — в карандаш! — змеек-стрелок, и толстенных, как колбаса, гюрз. Уж чем-чем, а видом змеи меня не удивишь, и тем более не напугаешь.
И все же я испугался! Встретил раз такое, чего и предположить-то раньше не мог. Как сейчас помню, перевернул я каменную плиту, а под ней — до сих пор спина холодеет! — змея двухголовая! Тело на конце раздваивается рогулькой, и на каждом конце рогульки голова! Две пасти шипят, два раздвоенных языка дрожат, четыре глаза блестят. Меня так и передернуло. Отскочил назад, как ошпаренный, даже толком не разглядел, что за змея. Большая, полоз, наверное.
Потом мне говорили, что это очень редкий случай, ученые спасибо бы мне за такую змею сказали, но тогда не мог я с собой совладать, сильно перепугался, хоть и насмотрелся на разных змей досыта и для меня они не диковина.
Как бы ты хорошо ни знал змей — всегда они могут такое выкинуть, чего и придумать нельзя! Видишь палец — он у меня не гнется. Гюрза «ударила». А ведь до этого сколько лет проработал без происшествий.
«Доили» мы змей — брали у змей яд. Дело знакомое и привычное. Берешь правой рукой змею за шею, а левой, когда змея разинет пасть, подставляешь под ядовитые зубы стеклянную чашечку. Помощник надежно держит змею за хвост. Все проверено, предусмотрено, ничего случиться не может. И все же случилось…
Надежно держал гюрзу за шею. Ни вперед ей не вывернуться, ни назад. Сейчас разинет пасть, выставит ядовитые клыки, я подставлю под них чашечку и начну «доить» — слегка надавливать на ядовитые железы на голове. Но дойка не началась. Гюрза дернулась и выскользнула вперед из своей собственной кожи, как из чулка! Оказывается, она вот-вот должна была перелинять. Кто мог это предвидеть!
Зубы ее кольнули меня в палец, и мне показалось, что палец мой окунули в клокочущий кипяток. Только через месяц вышел я из больницы. А палец не сгибается до сих пор.
Глаза ворона на ранах верблюда.
Зайца на арбе не догонишь.
Кто попал в солончак — выйдет соленым.
Камнем сыча или сычом о камень — сычу все равно.
Как бы змея ни извивалась, а в нору вползет выпрямившись.
Когда караван поворачивает назад — хромые оказываются впереди.
Зима
Зимы в пустыне случаются разные. Бывают такие, как и у нас, — и снег и мороз. А то совсем зимы не бывает — ни снега и ни мороза. Бывают зимы засушливые: ни капли дождя, ни снежинки снега. Но чаще зима то наступает, то отступает.
То выбелит снег барханы, то ветер снег сдует. То мороз скует мокрый песок, то солнце его нагреет. То ясно, то мутно, то бело, то серо, то холодно, то тепло.
И случаются удивительные деньки: желтые заглаженные пески и белые, мохнатые от инея саксаулы!
5 декабря. В теплые дни изредка встречаются свежие следы удавчика, эфы, змеи-стрелки. Значит, не все еще спрятались и уснули.
9 декабря. Исчезли следы гребнепалого тушканчика. Уснул.
10 декабря. На редкость теплый день. Выползал погреться на солнышке полоз.
12 декабря. Летали кобылки. Встретил днем ночного жука-медляка. Выполз погреться и побродить по солнышку.
15 декабря. Вылезал из норы дикобраз. Обгладывал кору на кустиках и выкапывал клубеньки из песка.
20 декабря. Кончились теплые дни. Выпал снег, задул ветер — и пустыня вымерла.
22 декабря. У сайгаков начались отчаянные бои-турниры.
Холодно, холодно — хоть нос из норы не высовывай! Но и в норе на голодное брюхо не усидишь. И вот тушканчики и песчанки научились от мороза бегом удирать. Выскочат из норы — и ходу! С бугорка на бугорок, от куста к кустику — бегом, бегом, пока мороз не догнал да за уши не схватил! А как начнет догонять, вот-вот за хвост схватит, тогда с ходу головой в теплую нору. Посидят в норе, дух переведут, отогреются и снова наружу — за семенами и ветками. Так всю ночь и бегают с морозом наперегонки.
Никто в пустыню без воды и носа не сунет. Шофер воду с собой в канистрах везет. Турист во фляге несет. Уж на что верблюд к жаре привычен, но и он воду с собой тащит. Вода у верблюда в горбах. Сорок литров воды на спине — недельный запас! Горбы верблюда — это и рюкзаки с едой, и бурдюки с водой.
Когда верблюд долго не ест и не пьет, горбы обвисают, как пустые мешки. Значит, кончились у верблюда запасы, пора его снова кормить и поить досыта.
Ночью грянул мороз — корсак даже в норе прозяб. Вылез продрогший, голодный, носом повел — а живым и не пахнет! Все корсаковы завтраки, обеды и ужины уже застыли и… впали в спячку!
Летом корсаков после обеда в сон клонило, а теперь их обеды стало клонить в сон. Тушканчики, суслики, ежики, змеи, ящерицы, хомяки, насекомыши — все от мороза спрятались и уснули. Зима их словно в холодильник заперла. До самой весны!
