Земля русская - [157]
Под свист ветра, под шорох листьев память листает книгу жизни, и почему-то в белых, как храмы, березниках светло прожитые страницы ее обязательно читаются с грустью.
…Осенние ковры вытканы ветром из березового золота пополам с грустью.
Давно облетели березы и липы, только вишенник в садах полыхает бордово-оранжевыми кострами да красуется в палисадниках зеленая сирень.
Но вот ночью ударил первый мороз, и утром пошел по деревне странный шорох. То раздевалась сирень. В какой палисадник ни загляни — лежат на белой траве зеленые платья.
Сирень разделась — жди зимы.
Ноябрь. Полдень. Солнца нет. Небо глухое, хоть бы где-нибудь просвет. В воздухе ни дождь, ни туман — легкая изморось завесила дали серой нестираной кисеей. В лесу послышался далекий гон — две гончие подняли зайца. Без эха ударил выстрел, собаки смолкли, и опять тишина.
День без звуков, будто и нет вокруг жизни.
…Говорят, для человека самое страшное — внутренняя пустота. По-моему, пустота вокруг страшнее: ты говоришь — тебя не слышат.
Красив ранний мороз: травы в инее, лист на деревьях заколянел и хрустит, на земле резкие тени. Тени медленно перемещаются, съеживаются и постепенно блекнут. Солнечный свет все ярче, лучи все теплее, вот уже начал отходить заколяневшии лист, и с деревьев закапало. Капли падают в пожухлую траву мягко, размеренно, осторожно.
Я слушаю осеннюю капель и думаю, что вот и хотел бы ускорить, да не можешь. У природы свои ритмы, нам не подвластные. Привыкшие к тому, что техника убыстряет темп нашей жизни, мы, сталкиваясь с неторопливой размеренностью природы, никак не хотим соглашаться с ее медлительностью, нас так и подмывает поторопить созревание трав и хлебов, восходы и закаты. Нам никак не переключиться со своего бешеного ритма на медленный природный, и вот уже в лесу, на реке мы не отдыхаем, а раздражаемся, злимся на то, что природа не спешит за нами: не созревают в одночасье ягоды, не растут по нашему хотению грибы, долго оттаивает земля, дожди льют не вовремя, снег где-то задерживается. Привыкшие повелевать машинами, мы теряемся от бессилия изменить ход природы.
Нам бы радоваться, а мы недовольны.
Ночью первый мороз, словно маляр кистью, прошелся по земле и побелил огороды и крыши, брызнул мелом по коричневым бороздам зяби, по зеленым кустам сирени. Отава на пожнях заколянела, хрустит и крошится под ногами. Облетающие березы посеребрил иней.
Тихо в лесу. Так тихо, что слышно, как падают с сосен сухие иголки. Вокруг стволов на ярком брусничнике желтые круги из иголок, а сосны все сыплют и сыплют, будто и их, как березы, мороз решил раздеть догола.
Только одна сосна, высокая и прямая, не роняет иголок. Она усохла, стоит молчаливая, как столб. Я прислонился к стволу плечом, достал блокнот и только собрался записать про первый мороз в лесу, как сосна вздрогнула и загудела. Кто-то часто и звонко колотил над головой колотушкой.
Стук дятла в морозном лесу был похож на стук в окошко поздней ночью: такой неожиданный и гулкий, что я непроизвольно отозвался: «Да, да, входите, дверь не заперта. И не стучите, пожалуйста, так громко, хозяйку разбудите».
Но запоздалый путник все барабанил и барабанил, пока не проснулась сорока-хозяйка. Ох, как затрещала! «Что такое? Что такое? Почему не дают покоя?»
«Вот видишь, что ты наделал, — сказал я с укором дятлу. — Зашел бы потихоньку, без стуку, без грому, нашлось бы чем угостить настывшего на морозе путника. А теперь что ж? Теперь нам, брат, и понюхать не дадут».
Дятел сунул клюв в дупло, нащупал там личинку и с удовольствием проглотил. Потом вскрикнул весело и улетел. Его крик я расшифровал так: «Спасибо за приглашение, я сыт». Мне только и оставалось сказать: «Очень жаль. Я так люблю встретить и принять гостя».
…А в самом деле: если ты не рад гостю, то кто будет рад тебе?
ВЕЧЕРНИЙ СВЕТ
Что за очарование этот вечерний свет!
Низкое солнце, уходя на покой, обрушило на землю такой ливень теплого, нежного света, что все в нем преобразилось. Ни один лист не шелохнется на березе. Она стоит в поле у дороги, вся от вершины до комля высветлена, просвечена насквозь, ни единого теневого пятнышка. Серая крыша сарая, тесовый фронтон, сани, брошенные с зимы, куча старой соломы, ветхая изгородь — все необычайно яркое, светлое, теплое, ко всему хочется прикоснуться, потрогать, и в душу входят покой, умиротворение.
Время отдыха усталого тела, час безмятежных размышлений…
…Старость — вечер жизни. Кончилась суета, угасли страстишки, прожитое высветлено теплым светом мудрости. И подводишь итог жизни, как вечерний итог рабочего дня.
Последняя декабрьская неделя выдалась теплая. Температура «плясала» вокруг нуля: ночью ниже, днем чуть выше. Снега подтаивали и садились. Наконец в ночь на субботу небо вызвездило, ударил мороз — и земля остекленела. Куда ни глянешь — в поле, в лес — всюду белое, сверкающее, холодное стекло. Образовался наст — снежная корка. Худо стало человеку и зверю, лесной синице и озимому хлебу.
