Земля родная - [59]

— Шабаш, ребята! Печка заправлена!

Его лицо, потемневшее в горячем мартене, зацвело в улыбке:

— Молодцы, ребятишки! Вот так надо работать у печей. Быстро, без толкотни и главное — весело!

Но не сразу остановились ребята. Они пробежались еще раза по два.

Смахивая пот со лба, Гринька улыбнулся своей белозубой и светлой улыбкой:

— Ну и задал нам дядя Мирон баньку!

Расправляя плечи, ребята гуськом пошли в избу. Только Сережка Трубников задержался у крыльца — долго смывал со своих сапог липкую, рыжую глину.

Ребята умылись, переоделись и опять превратились в чинных и нарядных кавалеров.

В избу вбежала разбитная девчонка. Звонко поздоровалась с хозяевами, а парней как будто и не заметила.

— Дядя Ваня, можно у вас попить?

— Пожалуйста. Хоть целое ведро.

А ребята сделали правильный вывод: значит, девчонки уже возле палисадника. Андрей подхватил свою двухрядку. И не успела девушка выпить ковшик, как парни были уже на улице, где звенели серебряные девичьи голоса…

Глава 10 ВАЛЯ И НАДЕНЬКА

Однажды Надя и Сережка договорились встретиться в двенадцать часов дня возле главной проходной завода. Многие заводские парни и девчата назначали здесь свидания. Сережка пришел минут на десять позже назначенного времени, потому что Надя всегда опаздывала на десять, а то и на все двадцать минут. Ее и сейчас не было. Сережка минут пять поглядывал вдоль улицы. Вдруг из-за угла вынырнула Надя, панически помахала руками и скрылась.

Что бы это значило? Сережка растерянно оглянулся и все понял: около забора, у пестрого объявления, которое извещало, что послезавтра, 14 октября, в заводском клубе состоится товарищеский суд над летунами и прогульщиками, стоял не кто иной, как сам Наденькин папаша Зот Филиппович и водил своей увесистой тростью по строчкам объявления.

Первым и самым естественным желанием Сережки было немедленно смотать удочки. Но Зот Филиппович предупредил его. Он перестал читать объявление, кашлянул и произнес голосом, в котором за притворным удивлением угадывалось нескрываемое желание прочитать нотацию:

— А, Трубников!.. Ну, как дела?

— Здравствуйте, Зот Филиппович! Очень рад вас видеть. Дела ничего, идут.

— А в каком направлении идут эти дела? Ты погоди, не бойся, не съем.

— Извините, пожалуйста, но мне некогда. Тороплюсь очень.

— Что-то ты, брат, не очень похож на занятого человека. Скорее наоборот. Занятые люди всегда торопятся, а не торчат на одном месте. Это, во-первых. А во-вторых, не смотрят в ту сторону, где стоит дом Красиловых. Это я между прочим… Ну, как тебе работается на новом месте?

— Спасибо, ничего…

— Как Матвей Афанасьевич? Дремучий мужчина этот Черепанов, но сталевар подходящий.

— Да так, ничего себе…

— Ничего себе… Н-да!.. Что-то, молодой человек, у нас разговор не клеится. Может быть, тему сменим?

Ох, и надерзил бы Сережка старику Красилову, если бы он не был Надиным отцом! Трубников кипел и, чтобы скрыть это, старался смотреть то в стороны, то вверх, то вниз. В эту критическую минуту раздался голос Нади.

— Привет, товарищ Трубников! Вот повезло-то? Мне как раз вас нужно!

— Здрасте, Надя, — невнятно проговорил Сережка.

— Конечно, по поводу художественной самодеятельности? — с усмешкой спросил отец.

— Конечно, насчет самодеятельности! — не моргнув; глазом ответила Надя. — Вечно ты, папочка, со своими подозрениями и намеками!.. Я же не маленькая!

— Вот об этом-то, кажется, я уже однажды имел честь говорить тебе. Могу еще раз повторить.

— Папочка, не надо. Ты не волнуйся, — уже заискивающе проговорила она. — Я скоро приду.

— Ну-ну!

Зот Филиппович окинул молодых людей неодобрительным взглядом и зашагал, размеренно постукивая тростью.

— Понимаете, товарищ Трубников, Вера Кичигина велела сказать вам, что с завтрашнего дня репетиций хоркружка будут каждый вечер. Ведь до Октябрьских праздников осталось меньше месяца, — громко говорила Надя, в явном расчете на то, чтобы отец слышал эти слова. А ее бойкие карие глаза говорили другое: «Ты бы знал, Сережка, как я рада видеть тебя! И сколько страху натерпелась я — и все из-за тебя, Сережка!»

Это же говорили и Сережкины глаза. И еще говорили они: «Ты такая смелая, находчивая, Наденька! И я тебя так люблю, так люблю!»

Она смутилась, покраснела. Тряхнула головой и заговорила быстро-быстро:

— Понимаешь, Сергей, я тебе совсем забыла сказать! В выходные дни папа всегда здесь гуляет. И всегда в двенадцать часов. Я пораньше пришла, без пяти, потому, что ты всегда меня ждешь и потому, что надо было предупредить насчет папы. А ты не пришел, а в двенадцать появился он. Спрашивает: «Ты что тут на ветру стоишь?» Я говорю: «Да так, одну девочку жду». Но папу трудно провести. Он ведь у нас хитрущий! «Погляжу, говорит, что это за девочка такая». Ужас, честное слово! — И глаза у нее стали большими, большими, но в них светился не ужас, а неудержимый смех.

Сережка все еще не мог прийти в себя и не знал, что говорить. Сказал первое, что пришло в голову:

— Ты видела Кичигину?

Она состроила уморительную рожицу:

— Конечно, не видела!

И тут они громко расхохотались, уверенные, что удалось провести хитрого старика.

— Мы пойдем в кино. Да, Сергей? — спросила Надя так, что это походило на приказ.