Земля родная - [103]

— Как белка в колесе вертишься, — иногда жаловалась она мужу, бессознательно наговаривая на себя. На самом деле в ее домашнем труде всегда наличествовала незаметная, но мудрая система и последовательность, выработанная непроизвольно, закрепленная привычкой. Будь иначе, она не успевала бы сделать и трети того, что делала.

Когда-то она ждала: вырастут дети, станут помогать. Как будто так и вышло. Но серьезного облегчения она не почувствовала: то ли с годами прибавлялось работы, то ли сказывались эти самые годы.

И все-таки Клавдия Ивановна, кроме обязательных, никак неотложных дел, сумела проверить, как Ленька выучил роль «Кота в сапогах» (мальчишка был активным участником школьного драматического кружка), заштопать две пары мужниных носков, посидеть немного над скатертью, которую вышивала уже третью весну…

В 7 часов вечера она пришла в клуб.

Она и раньше бывала здесь на киносеансах, но всегда торопилась домой, не интересовалась ничем, кроме того, что происходит на экране, и поэтому не замечала, как здесь хорошо и уютно. А сегодня все красивое и приятное как будто предназначалось специально для нее и так было устроено, чтобы доставить ей возможно больше удовольствия. И обновленный призыв «Добро пожаловать!», такой свежий, яркий, что он продолжал гореть в глазах и после того, как она миновала парадную дверь. И пол, натертый до такого блеска, что было неловко ходить по нему, оставляя отпечатки подошв. И ослепительный блеск множества ламп, собранных в большие, нарядные люстры-букеты. И необыкновенная, созвучная всему этому торжественная музыка, заполняющая огромное здание: видимо, она неслась из скрытых где-то репродукторов.

Клавдия Ивановна на мгновение задержалась у большой Доски почета, установленной в центре фойе, и тотчас же попыталась сделать вид, что нисколько ею не интересуется. Едва ли это ей удалось — слишком уж счастливо и растерянно улыбнулась она при этом.

Однако у всех, кто находился в клубе, были свои радости, свои переживания, и никто не обратил внимания на маленькую женщину в коричневом шелковом платье с орденом «Мать-героиня» на груди. Она присела на диван и время от времени бросала короткие взгляды на Доску почета. Там, в левом верхнем углу, помещался портрет пожилого уже мужчины с галстуком, повязанным неумело, но старательно. Под портретом было написано:

«Бригадир лучшей монтажной бригады И. П. Юрьев. Он работает в счет 1962 года».

Именно этот серый портрет и расцветил для Клавдии Ивановны сегодняшний вечер. Вот какой у нее муж! Все его знают!

Настроение Клавдии Ивановны было очень светлым. Его не омрачило даже то, что к началу торжественной части собрания Ивана Петровича все еще не было в зале. Ведь он предупредил, что может опоздать.

Но вот стали выбирать президиум и назвали фамилию «Юрьев». До сознания Клавдии Ивановны и не сразу дошло, что речь идет о ее муже. Но оратор вслед за фамилией назвал имя, отчество и должность.

Председатель собрания, невысокий, круглолицый мужчина, густым голосом сказал:

— Избранных в президиум, прошу занять места.

Несколько человек, стуча откидными сиденьями, поднялись и направились к сцене. Клавдия Ивановна робко оглянулась. Ивана Петровича нигде не было. Ей стало даже страшно. Она подумала, что через минуту, когда будет обнаружено отсутствие Юрьева на сцене, все повернутся к ней, и во всех взорах она прочтет осуждение: мужу оказали такую честь, а он вовсе не пришел.

Ее волнение было естественным. Впервые в жизни она увидела портрет мужа на Доске почета, впервые присутствовала на торжественном собрании, избравшем в президиум ее мужа — человека, который и теперь, как двадцать шесть лет назад, нежно называет ее «Мухой» и старается исполнять все ее желания.

А она?.. Все годы совместной жизни ни на час не переставала она думать, заботиться о нем. Даже ее любовь к детям, четверо из которых уже самостоятельно шагают по жизни, а шестеро продолжают отнимать все ее силы, — даже любовь ее к детям была лишь еще одним проявлением любви к этому сероглазому, большому, уже заметно сутулящемуся, застенчивому и ласковому человеку. И все, что она делала четверть века и все, что она перетерпела в трудные военные годы, — все было во имя этой любви! А если она что и упустила, чего не осилила, то отнюдь не потому, что не хотела…

И хотя, по-видимому, никто не придал значения тому, что Юрьев не занял свое место в президиуме, и в ее сторону не обратился ни один взгляд, — светлое настроение ее померкло.

Сейчас она и сама ушла бы, если бы только была способна сделать это незаметно.

Но вскоре она подумала, что волноваться нет оснований. Она свободнее вздохнула, положила руки на колени, сменила позу, чтобы усесться поудобнее.

Собрание шло своим чередом. Клавдия Ивановна вслушалась в то, что говорил докладчик.

— …Как ни обидно, товарищи, признавать это в такой день, но и недостатков у нас — хоть пруд пруди. Возьмем новый прокатный стан. Мы обязались сегодня закончить его монтаж и начать опробование. И до четырех часов дня мы на каждом перекрестке трубили, что сделаем. И вдруг оказалось, что в монтаже допущен брак. Такие факты…