Земля призраков - [114]

— Ничего, — Кормак выключил лампу и скользнул под пуховое одеяло. На темном фоне постели различались смутные очертания ее лица, любимые черты, которые время от времени освещало пламя камина. — Просто однажды я вообразил тебя на этом самом месте. А теперь ты действительно здесь, и это вдохновляет. — Он обвил ее руки и ноги своими, чувствуя, как она расслабляется и растворяется в нем, впитывая излучаемое им тепло. — Подвинься еще ближе, положи свои ноги на мои. — Кормак не удержался от невольного вскрика, когда его коснулись ледяные пальцы. — Боже!

— Извини, — сказала он. — Выдержишь?

— С трудом. Но ты очень скоро согреешься.

— Кормак, ты думаешь, Айне Руа и Катал Мор могли спать в этой комнате?

— Не исключено.

— Я знаю, это звучит странно, но я чувствую, что этот дом изменился, — сказала Нора. — Что-то исчезло, и некий благосклонный дух явился на его место.

— Дух cailin rua?

— Не смейся, — предостерегла она. — Ничего особенного, я просто ощущаю себя как-то иначе.

— Я не смеюсь, — ответил Кормак, прижимая ее к себе. — Я тоже это ощущаю. Почти невероятно, что твое желание увидеть рыжеволосую девушку оправданной в конце концов исполнилось.

— Самое странное: я знала, что она невинна, только не спрашивай, почему. Я не могла забыть о том, как она шла пешком с самого запада, пытаясь найти мужа. Должно быть, больше пятидесяти миль. И если она родила младенца, едва добравшись сюда, она была уже на последней стадии беременности. Проделать такое путешествие одной — я представляла, как она прошла весь этот путь. Как она отыскивала правильную дорогу? Где спала? И что с ней было, когда она узнала, что ее муж сослан? Нужно быть очень мужественной, чтобы в таких обстоятельствах рассказать, что с ней сделали. Даже когда они отсекли ей голову, она нашла способ перехитрить их. Она никогда не сдавалась, никогда.

— Немного напоминает одну мою знакомую.

— А о чем вы говорили с Хью, перед тем как мы поднялись наверх? — спросила она.

— Он хотел знать, что стало с cailin rua. Я думаю, он немного выбит из колеи, — сказал Кормак. — Его трудно упрекать за это. Если исповедь правдива, она полностью проясняет историю его семьи.

Нет, это было не совсем так. Как объяснил Хью, Эдмунд Осборн женился на своей кузине, тоже Осборн. Его потомки тоже заключали подобные браки, и это означало, что Осборны — не просто узурпаторы, но тесно связаны кровью и судьбой с наследством и потомством Катала Мора ОʼФлаэрти. Древняя и знакомая история, подумал Кормак. Земли Ирландии издавна обживались волнами различных пришельцев, от кельтов, конечно же, до северян и норманнов, англичан и ольстерских шотландцев. Ошибочно утверждать: прошлое безвозвратно похоронено под землей. Да, и в таком утверждении есть доля правды, однако нельзя забывать и о том, что прошлое продолжает жить, дышать и ходить по земле. Он сам, каждой клеточкой своего тела, сохранял память о родителях — перевитые спирали их ДНК, таинственные трансформации древней материи Вселенной. Он хранил память обо всем, с чем соприкасался в своей недлинной жизни, — о работе и музыке, о Габриэле, Норе и Хью, о cailin rua, о случайных и неслучайных встречах, которые открывали новые пути, новые связующие тело и дух звенья. Рядом с ним шевельнулась Нора.

— Тебе теплее? — спросил он, вдыхая ее чистый запах, радуясь весу ее руки, легко покоящейся на его груди.

— М-м-м, — был ответ.

Неужели она уже спит? Он страшно завидовал способности Норы спать в любых обстоятельствах и часто, лежа без сна рядом с ней, восхищался легкостью, с которой она погружалась в дремоту. Он спросил себя, спит ли сейчас Хью Осборн или работает внизу, в мастерской. Кормак попытался сопоставить судьбу двух мужчин, которые жили в этом доме: оба они вернулись из путешествия и узнали, что их будущее разрушено.

Кормак посмотрел на умиротворенное лицо Норы. Утром он расскажет ей, что Хью хочет потребовать возвращения останков рыжеволосой девушки и младенца, дабы перезахоронить их в Драмклегганском монастыре. Хью просил помочь ему убедить в этой необходимости Национальный музей. Он пока ничего не ответил, хотя в принципе не одобрял подобных намерений, однако научные соображения едва ли перевешивали естественную потребность предать прошлое покою. Впрочем, настоящего покоя нет, есть лишь привычное постоянство перемен. И странная приостановка времени, произошедшая в болоте, тоже была иллюзорной: за ней скрывалось замедлившееся, но непрерывное, неизбежное разложение. В его голове кружилась первая строфа одной старой поэмы:

Се sin ar то thuama по an buachaill den tirtu?

Da mbeadh barr do dha laimh again ni scarfainn leat choiche.

A ailleain agus a ansacht, ni ham duitse lui liom —

Та boladh fuar na cre orm, dath na greine is na gaoithe.

Кто тут на могиле моей? Молодой человек этих мест?

Коснулась бы рук твоих — не отпустила б.

Мой дорогой, мой хороший, не время лежать тебе здесь —

Я пахну холодной землею; я солнцем и ветром красива.

В мысли Кормака вновь ворвался образ рыжеволосой девушки. Однако он увидел ее не такой, какой обнаружил в болотистой почве, — это ужасное, мучительное видение не раз изводило его за последние несколько месяцев. Сейчас черты девичьего лица разгладились: губы сомкнуты, лоб безмятежен, глаза закрыты. Сложно постичь, почему одно-единственное действие имеет столь далеко идущий эффект. Где был бы сейчас Кормак, если бы эта измученная, отчаявшаяся девушка не прошла до конца назначенный ей путь, а без протеста уступила бы свое дитя? Где была бы она? Лишь одно он знал наверняка: сейчас, когда cailin rua извлекли из безвоздушного склепа, она вновь попала в поток времени: ее клетки начали разрушаться в ускоренном темпе, под воздействием плесени и бактерий, которые незаметно, но неуклонно трансформируют ее. Как и все живое, живое или мертвое. Кормак почувствовал себя странно утешенным этой мыслью. Убаюканный треском огня, порывами ветра и теплым дыханием Норы, он закрыл глаза и позволил столкнуть, покатить и, наконец, погрузить себя в водянистую темень сна.