Земля под копытами - [133]

— А может, правильно смеются?

Он шапку свою бобровую — на стол, закурил сигаретку, глянул на меня с укором:

— Если уж мы, люди должностные, да друг дружку не поддержим, чего ждать от простого народа?

— Не могу понять, вы шутите или всерьез?

— Должность не позволяет шутить… А вы норовите колхозную власть в моем лице персонально подорвать.

— Я считаю, что в некоторых вопросах обязан вас предупредить, а уж вы — делайте выводы. Пока не поздно.

— Мой вывод такой: надо, чтоб должностные люди друг друга поддерживали и берегли, тогда в простом народе порядок будет…

Проходит время. Снова мне сигнал на Сластиона поступает. Поеду, решил, сам разберусь. К тому времени Сластион уже как заноза в сердце сидел. Не думать о нем не мог. Словно в кривое зеркало гляжу, то ли смеяться, то ли плакать — не знаю. Приехал в село, подивился сенажной башне на холме у фермы, — теперь эту башню называют памятником Сластиону, — подруливаю к мастерской.

— Где найти Йосипа Македоновича?

— Приказали всем отвечать, что они — на спецобъекте… — смеются строители.

— А где ж этот, как вы говорите, спецобъект?

— Может, вам председатель скажет…

А я уже знал, что намек людей на председателя колхоза небезоснователен: он хоть и старался не потакать своему начальнику по строительству, но все же сквозь пальцы смотрел на его делишки. Сворачиваю на улочку, где Сластионова усадьба. Во дворе встречает меня девица старшего школьного возраста.

— Товарища Сластиона я могу видеть?

— Татко на даче.

— А где же ваша дача?

— Наша дача в конце огорода. Но татко без предупреждения не принимают: наказывали, чтоб звонили. Покрутите телефон, на даче — параллельный, татко возьмут трубку.

Действительно, крутанул диск — послышался громкий голос:

— Начальник по строительству Йосип Македонович Сластион слушает.

— Прошу принять меня у вас на даче…

— А какая у вас должность?

— Моя должность — председатель районного комитета народного контроля…

После долгой паузы глуховато, без энтузиазма:

— Приму…

Прошел я мимо кукурузы, и открылся в конце огорода, на леваде, что сбегала к реке, поросшей калиной и вербняком, Сластионов «спецобъект». Дальше меж зеленых холмов — залив Днепра. Я не поэт, чтоб воспевать красоты, но местность — прекрасная, ничего не скажешь. Я сразу одобрил. И сама дачка — как нарисованная, коттеджик под блестящей кровлей — такой же жестью и сенажная башня покрыта, это я сразу сообразил; цоколь гранитной плиткой выложен (плитку такую для отделки братской могилы колхоз выписывал), лестница к воде и терраса в голубой плитке, предназначенной для детского сада, а бетонными плитами, которые на дорожках белеют, на фермах дороги мостят…

Гляжу я и глазам своим поверить не могу. Гранит, например: неужто, думаю, можно, с братской могилы?

— Какого содержания вопросы приехали решать? — спрашивает хозяин.

Глянул я еще раз на дачку да и говорю откровенно:

— Вопрос такого содержания, уважаемый Йосип Македонович, что надо вас за украденные в колхозе материалы и самовольную застройку отдавать под суд…

— Хоть в тюрьму, лишь бы на должности оставили! — кричит. — Не могу жить без высоких масштабов! И шапку дорогую купил! — Тут он жалко улыбнулся. — Вы смеетесь. Разве я для себя строил? Для общего блага. Фактор моего здоровья как человека должностного имеет непосредственное значение для дальнейшего движения нашего колхоза вперед и на дальнейшие этапы. Всего себя отдаю народу, так имею я право, в порядке исключения, культурно отдохнуть на лоне природы? А что я за начальник без персональной дачи и какой мне авторитет? А ежели кто и из колхозного руководства, председатель к примеру, культурно отдохнет с кием в руках и с пивком — так это тоже для коллектива, в общий наш котел, потому что он быстрее двинется вперед, и мы все — за ним. Вы вот, к примеру, из организации районного масштаба, заглянули — милости просим, начните с финской баньки, утомление и заботы снимает, а после бани выполним программу относительно пивка и спецужина на высоком уровне. Как говорил великий Диоген, самое трудное — познать себя… А уж когда познаете, будете ездить к нам, как к себе домой, мы всегда — исключительно с душой…

— Йосип Македонович, вы газеты читаете?

— А как же без этого, человек я должностной.

— И что вы в газетах читаете?

— Фельетоны и общие, направления на данных этапах.

— Очень правильно, что фельетоны, — обрадовался я.

— В фельетонах все больше про должностных людей пишут, это мне интересно, — продолжал Сластион.

— И что вы для себя берете из фельетонов? — спросил я.

— Перенимаю опыт, как надо жить на должности. Для того и газеты, чтоб нас учить, как жить. Великий Бэкон говорил: «Знание есть сила…»

— А великий Голсуорси говорил, кажется, так: «Нет ничего более вредного, чем пень, которому заморочили голову…»

— Этого я еще не изучил.

— Надо бы с этого начинать…

Встал я и пошел левадой прочь с этой дачи. Но долго еще не мог успокоиться. Машину завожу — руки дрожат. Улочками выехал к Днепру, остановился. По синей ленте реки сновали крылатые теплоходики, тяжело одолевали течение баржи с углем, колхозное стадо паслось на лугах, ребятишки удили рыбу с лодок, причаленных к берегу. Волна качала лодки. Жизнь. А я смалил сигарету за сигаретой и думал, откуда в наших трудовых буднях такие трутни берутся. В пчелином улье — понятно, трутней сама природа трутнями запрограммировала. Но чтоб рабочая пчела в трутня переродилась, такого природа не знает. Само собой, климат для трутней в нашем общественном улье неблагоприятный, и трудовых людей у нас — числа нет, а сластионов — единицы, и в конце концов, обречены они на полное вымирание. Жаль только, что на медленное. А из Сластионова коттеджа добрая дачка для летнего колхозного детсада будет, пусть ребятишки на зеленых левадах играют и на мелководье плещутся все лето. Так я тогда думал, так и получилось.