Земля, одержимая демонами. Ведьмы, целители и призраки прошлого в послевоенной Германии - [14]
Что же вызвало столь резкий повторный всплеск перешептываний о неминуемой катастрофе и смерти почти через четыре года после войны, а также после «Большого взрыва» денежной реформы, которая во многих курсах ранней истории ФРГ считается основополагающим моментом перехода от послевоенной обстановки к восстановлению и демократическому обновлению?[113]
Задача проследить источники такого эфемерного явления, как слух, по всей видимости, выходит за пределы возможностей историка. Однако содержание пророчеств о конце света в 1949 г. говорит о том, что, несмотря на постепенное улучшение условий жизни, ясность по многим самым насущным на тот момент вопросам не была достигнута. Будущее виделось не только безрадостным, но и полным духовной опасности.
Мы хоть что-то знаем об этих слухах лишь потому, что один человек не пожалел времени изучить их и опубликовать результаты. Ученый Альфред Дик занимался доисторическим периодом, этнологией и фольклором. За своим столом в университетском Гёттингене Дик фиксировал каждый слух, помечал, как он распространялся, и кратко описывал удивительные трансформации, происходившие с ним в процессе многократного пересказа. Ученый размышлял о социологии слухов: кто какого рода историю передавал и кому? Было ли это сказано женщиной мужчине, лавочником ученому или горожанином фермеру? Россказни всплывали в самых разных местах, отметил он: в промышленных городах, торговых и университетских центрах, в старинных католических городках и протестантских деревнях. Однако Дик обращал особое внимание на слухи, возникавшие возле Гёттингена и в регионе вокруг Ганновера. Он слышал самые невероятные вещи на улицах и читал еще бóльшую дикость в газетах: например, о том, что его паникующие сограждане тратят последние деньги на спиртное или массово принимают христианство и крестятся. Другие, шептались люди, в ужасе бегут в горы или совершают самоубийство[114].
Погружение немцев на дно мрачных настроений в 1949 г. было, можно сказать, проектом, словно специально созданным для Альфреда Дика. У него был нюх на все сверхъестественное и потустороннее. Еще подростком он перевел на немецкий и опубликовал «Принцессу Марса» Эдгара Райса Берроуза. В 1930-х гг. написал диссертацию о «болотных людях» — останках главным образом людей железного века, сохранившихся без доступа воздуха в трясинах Северной Европы. Многие из них погибли насильственной смертью и могли быть жертвами, пострадавшими от рук других людей. В начале войны Дика отправили на фронт, где ученый был ранен и попал в лагерь для военнопленных. Он понимал, что такое крушение и гибель. Хотя в дальнейшем Дик много публиковался по разным темам, его научная карьера после 1945 г. так и не восстановилась. По его собственной оценке, он «вышел из войны на 80 % поврежденным человеком»[115].
Дик относительно мало вникал в истинную сущность слухов, которые записывал, или в анализ их эмоционального или религиозного резонанса, а предпочитал просто каталогизировать их появление и трансформацию. Однако он высказал мнение о том, что именно вызвало панику, охватившую многих его сограждан. За четыре года оккупации, признавал Дик, настроения в стране стали мрачными, упадническими и тревожными. В этом он винил оккупантов. Его жалобы были многочисленными и конкретными. Дик ругал союзников за то, что те не предложили убедительной замены громадной вере немцев в Гитлера — словно это была их обязанность. Он отвергал многие аспекты политики оккупационных властей, например «демонтаж»: упразднив армию страны, союзники приступили к свертыванию отраслей промышленности, которые могли бы осуществлять производство вооружения. Демонтировались заводы, добытые ресурсы вывозились в качестве репарации. Дик проклинал оккупантов и за запрет торговли со странами, имеющими избытки продовольствия, в то время как немцы, отмечал он, голодали. Он с удовлетворением наблюдал за эскалацией напряженности между американцами и Советским Союзом. К тому же, Дик был убежден, всевозможные «безвкусные» и «извращенные» продукты американской популярной культуры, например радиопостановки, заполнившие эфир того времени, замещают «ужасом» немецкое «почтение к величию жизни и смерти»[116].
Он обвинял и немецкие газеты. Оккупанты строго контролировали прессу после краха Третьего рейха, и, чтобы публиковаться, нужно было запросить и получить лицензию. Однако после денежной реформы 1948 г. распределение бумаги уже не нормировалось. «Новые газеты появлялись как грибы», — вспоминала статья в Foreign Affairs от 1954 г.: с начала 1949 г. до середины 1950-го их число увеличилось со 160 до 1000[117]. Бурное развитие послевоенных новостных источников создало высококонкурентную среду, причем, по мнению Дика, жаждавшую сенсации. То, что печатают некоторые газеты, замечал он, можно расценить как гадания наряду с новостями или даже гадания, поданные как новости. Дик ссылался на заметки о громадном смещении земной оси, а также намеки на то, что деятельность на Южном полюсе приближает «новый Потоп».
Действительно, пророчества о близящемся конце, появившиеся в 1949 г., возникли изначально из слухов, а затем усилились и дополнились газетными публикациями. Одни журналисты гонялись за сенсациями, другие с тем же усердием подшучивали над населением, которое сами и будоражили. «Апокалипсис!» — кричал один заголовок. Другие предупреждали: «Семнадцатого марта миру придет конец!» Или весьма проницательно замечали: «Семьи хотят быть вместе, когда настанет конец света»
Книга американского историка Моники Блэк посвящена берлинской «культуре смерти» – связанным со смертью представлениям и практикам, а также тому, что происходило с ними в конце 1920-х – начале 1960-х годов. Менялись ли взгляды немцев на смерть в годы Первой и Второй мировых войн, в послевоенные периоды, во время разделения страны на западную и восточную части? Влияли ли эти взгляды на политику Германии или же сами определялись ею? Материалом для исследования драматического столкновения частной повседневности с «большой» историей служат ритуалы погребения и поминания умерших, народные поверья и городские легенды, дневники и письма, публикации в прессе и официальные документы из немецких архивов.
В этой книге рассматриваются сложные проблемы социальной, политической, дипломатической, военной истории европейских государств накануне и на первых этапах Тридцатилетней войны (1618–1648 гг.) — первой всеевропейской войны, разразившейся на рубеже средних веков и нового времени и проходившей на фоне широких народных движений этой переходной от феодализма к капитализму эпохи. По-новому используя широкий круг источников, в том числе богатые материалы русских архивов, Б. Ф. Поршнев показывает место России в системе европейских государств того времени, ее роль в истории Тридцатилетней войны.
В работе впервые в отечественной и зарубежной историографии проведена комплексная реконструкция режима военного плена, применяемого в России к подданным Оттоманской империи в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. На обширном материале, извлеченном из фондов 23 архивохранилищ бывшего СССР и около 400 источников, опубликованных в разное время в России, Беларуси, Болгарии, Великобритании, Германии, Румынии, США и Турции, воссозданы порядок и правила управления контингентом названных лиц, начиная с момента их пленения и заканчивая репатриацией или натурализацией. Книга адресована как специалистам-историкам, так и всем тем, кто интересуется событиями Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., вопросами военного плена и интернирования, а также прошлым российско-турецких отношений.
Опираясь на монгольские и китайские источники, а также широкий круг литературы, автор книги подробно описывает хозяйство, политические и социально-экономические институты, состояние культуры монгольского народа в период господства монгольских завоевателей в Китае (1260–1388).
Что произошло в Париже в ночь с 23 на 24 августа 1572 г.? Каждая эпоха отвечает на этот вопрос по-своему. Насколько сейчас нас могут устроить ответы, предложенные Дюма или Мериме? В книге представлены мнения ведущих отечественных и зарубежных специалистов, среди которых есть как сторонники применения достижений исторической антропологии, микроистории, психоанализа, так и историки, чьи исследования остаются в рамках традиционных методологий. Одни видят в Варфоломеевской ночи результат сложной политической интриги, другие — мощный социальный конфликт, третьи — столкновение идей, мифов и политических метафор.
Автор книги – Фируз Казем-Заде, доктор исторических наук, профессор Йельского университета (США), рассказывает об истории дипломатических отношений России и Англии в Персии со второй половины XIX до начала XX века. В тот период политическое противостояние двух держав в этом регионе обострилось и именно дипломатия позволила избежать международного конфликта, в значительной степени повлияв на ход исторических событий. В книге приведены официальная дипломатическая переписка и высказывания известных политиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.