Земля несбывшихся надежд - [157]
Его рот был приоткрыт, а глаза широко раскрыты, когда я вернулась с медсестрой. Умер он так же, как и жил, — беспокойно. Я смотрела и не понимала, как мерцающие искорки в узких разрезах его глаз могли так легко погаснуть и превратиться в безжизненный мрамор, плотный и черный. Словно черный мраморный пол, который кажется бесконечным в моих кошмарах. Он так хорошо отполирован, что в нем отражается детское лицо. Маленькое личико, исказившееся от ужаса и потрясения. Это, конечно, еще один фрагмент старых воспоминаний, тот, что не достался пожирающей воспоминания змее, которая съела мое детство. Она извивается и капает свой яд в мои грезы, шепча: «Доверься мне. Безопаснее всего им будет в моем темном брюхе».
Я медленно присела около своего неподвижного отца и безучастно смотрела на себя в маленькое зеркальце на стене. Кровь, в которой смешались несколько рас, прихлынула к моему лицу с красивыми глазами, высокими скулами и маленьким аккуратным ртом, который кажется слишком жалким, чтобы делить место на лице с моими необыкновенными глазами. Эти рот и глаза знали то, чего не знали другие люди, знали, что провоцирующие полузакрытые веки завлекают к несчастью. Я разбила уже много сердец, сама того не желая. Не зная этого.
Теребя подол моего коричневого платья, мои изнеженные руки напоминали о том, что за двадцать четыре года они еще никогда не трудились. Я посмотрела на ключ, который с трудом вынула из папиного зажатого кулака. Сможет ли он помочь мне достать осколки воспоминаний из чрева жадной змеи? Вернуть им голоса, чтобы они могли объяснить всякие глупые мелочи, например, почему меня так пугает звук капающей воды. Или почему при виде сочетания красного с черным страх буквально сдавливает мне горло? Не оглядываясь, я вышла из комнаты, где осталось тело усопшего отца.
Лена, служанка отца, впустила меня в дом. Я взбежала по высокой извилистой лестнице, врываясь в легкую прохладу его комнаты, на миг замерла в окружении сапфировых теней. Я чувствовала запах папы. Он не входил в эту комнату уже много недель, и, тем не менее, словно заплутавший дух, его запах беспомощно оставался здесь. Я прошла через комнату, вставила ключ в дверь гардеробной и повернула его.
Маленький шкаф с дверью хранил толстый слой светло-серой многолетней пыли. Его полки были пусты, за исключением испуганного рыжевато-коричневого паучка и старого ящика шкафа, большие печатные буквы зеленого цвета на котором говорят, что когда-то в нем лежали двенадцать бутылок Шардоне.
«Хранить этой стороной вверх», — указывала выцветшая красная стрелка, которая была направлена вниз бог знает сколько лет назад. Старая клейкая лента легко снялась, и в воздухе, словно пленительный горный туман, возникло облако белой пыли.
Всю свою жизнь я искала и не находила. Я открыла коробку.
Коробку, полную кассет. Коробку, полную тайн.
Внутри, на пожелтевшей обложке сборника четверостиший Омара Хайяма, мелкий детский почерк уведомлял, что это является личной собственностью Димпл Лакшмнан. Кто, черт возьми, была эта Димпл Лакшмнан?
Я внимательно перебрала все кассеты. Каждая была аккуратно пронумерована и подписана — ЛАКШМИ, АННА, ЛАЛИТА, СЕВЕНЕС, ДЖЕЙАН, БЕЛЛА… Мне стало интересно, кто были эти люди.
Внизу зазвонил телефон. Я слышала, как Лена громко и тяжело дышала. Было понятно, что звонят из больницы.
— Прости, — загадочно сказал он на пороге смерти.
— Ты не должен просить прощения, папа, — пробормотала я тихо. — Ни о чем я не мечтала так, как о том, чтобы узнать тайну, хранящуюся в твоих холодных глазах.
— Мне очень жаль, Ниша, — шептала мне на ухо женщина, сочувственно похлопывая меня по руке. Я не знала ее, но она, должно быть, была папиной подругой, если посчитала возможным прийти на его похороны. Я смотрела, как она уходила в приличествующем случаю траурном черном с серым платье, и чувствовала себя совершенно беспомощной.
Я так хотела быстрее уйти! Вернуться в свою квартиру и выпустить на волю голоса, запертые в кассетах. Но послушная дочь должна остаться, по крайней мере, пока тело находится в доме. Папа, несомненно, знал много людей, потому что весь дом был полон цветов, которые не пахли. Здесь была даже большая композиция от одного индонезийского министра. Как странно, что он прислал цветы моему отцу, ведь папа не одобрял его политики и его действий и не скрывал этого.
Я заметила, что вокруг не было видно ни одного цветка Лапы Кенгуру. Когда я впервые увидела его, меня охватило странное чувство дежа вю. Мне он показался удивительно знакомым и очень красивым. Тонкий, черный с легким оттенком нежно-зеленого, как будто не подозревающий о том, что именно его чернота вызывала такое садоводческое внимание и удивление.
Цветок совсем как я. Слишком долго не подозревала о том, что моя особенная привлекательность — в неприступном и равнодушном виде. Я засыпала, отвернувшись в темноту, а мужчины, которые появлялись в моей жизни, лежа рядом со мной, все без исключения, становились необъяснимо помешанными на этой тайне, так соблазнительно находящейся в пределах досягаемости, но до сих пор не раскрытой. Они оказывались во власти одной и той же лихорадки, необходимости обладать мной, дойти туда, где еще никто не бывал… ну, по крайней мере, сначала.
