Земля необетованная - [37]

Убирая под ноги корзину, Наташа недовольно проворчала: – Сеня, неужели в плацкартном не было места? А как спать будем? Мишка умаялся уже. Ни матрацов, ни простыней…

Пожав плечами, Семён недовольно возразил: – Сама виновата. Ты же не хотела ехать со мной, в последние два дня согласилась. Какой тут плацкарт в августе месяце? Взял по броне, что было в кассе.

– Отец твой, надеюсь, встретит нас в Симферополе?

– Даже не сомневайся, – буркнул Семён. – Не встретит, тоже не проблема. Там ЗИСы легковые должны ходить. Доберёмся… Не дешево, правда… Поживёте с Мишкой у родителей, пока я в Симферополе не разберусь с делами.

– Вот уж удружила нам Аделаида… Уже и не знаю радоваться или нет по поводу твоего нового назначения. Еврейских переселенцев в Крыму пересчитывать будешь… С таким трудом обосновались в столице… Комнату получили… Что, твой дядя не мог помочь? – продолжала высказывать мужу своё неудовольствие она.

– Причём здесь, Аделаида Ферапонтовна и мой дядя? Сам Заковский меня в Крым направил.

– О чём я и говорю – удружила соседка. Где твой комиссар сейчас? В тюрьме… Враг народа. А кто тебя перевёл в Крым? – он, Заковский. Улавливаешь?..

– Так может это и к лучшему – подальше от столичного начальства?

– А жилплощадь в Москве? Потеряем, выходит? – возмутилась Наташа. И она ещё с большим остервенением замахала веером.

Через какое-то время поезд стал сбавлять скорость. Проводник громко назвал очередную станцию, люди в проходах засуетились.

Цокнув буферами, поезд остановился. Часть пассажиров бросилась из вагона с чайниками, стараясь успеть за время стоянки набрать бесплатного кипятка в здании вокзала.

Частые остановки поезда своё дело сделали, на каждом станции пассажиры потихоньку покидали вагон. Ближе к вечеру вагон заметно опустел, духота несколько спала, вагон погрузился в полумрак.

Зашуршали бумажные свёртки с хлебом, с салом, яйцами и картошкой, забулькал квас, наливаемый в кружки, послышались сонные детские голоса не желающих пить тёплый напиток… Пассажиры стали ужинать.

Через некоторое время с противоположного края вагона кто-то растянул меха гармошки и звонким, и на удивление довольно приятным голосом, пропел: – Я с товарищем ругался, он назвал меня свиньёй. Бабы думали свинина – встали в очередь за мной. Ух ты, ах ты…

Следующий куплет гармонисту спеть не дали. Кто-то из пассажиров сначала тихо, потом всё громче, затянул: «Широка страна моя родная…», через минуту песню подхватила гармошка, подключились соседи… И вот уже запел весь вагон.

Заснувший было Мишка, поднял голову с импровизированной подушки, потёр руками сонные глаза, что-то пробормотал спросонья, и опять улёгся, положив ладошку под щёку.

Постепенно пассажиры успокоились, песни затихли, в вагоне установилась тишина, нарушаемая резким хлопаньем туалетной двери и монотонным перестуком колёс. Уставшая за день, Наташа дремала, облокотившись на чемодан, стоявший на лавке.

Морщась от неприятного запаха и сморкаясь в платок, сосед, что сидел напротив Семёна, осторожно чихнул, и картавя, раздражённо произнёс:

– Есть только один запах, который не раздражает и который нравится всем – запах свежевыпеченного хлеба.

– Да уж… Что верно, то верно, – желая поддержать разговор, ответил полусонный Гершель.

– Таки меня великодушно простите молодой человек, но, ви случайно не еврей?

Семён приоткрыл глаза, и буркнул: – Нет, арап Петра Великого…

Не обращая внимания на иронию, сосед произнёс: – Услышал я, ви едете у Крым решать вопросы с еврейскими поселенцами?

Семён внимательно посмотрел на него. «Судя по разговору – наш человек – еврей, – решил он. Хотя его круглое, слегка оплывшее, толи от безбедной жизни, толи от возраста лицо, мало напоминало внешность человека еврейской национальности: выдавали национальность еврейские обороты речи и манера говорить – мягкая, слегка картавая, располагающая к общению. Нездоровые полукружья вокруг глаз выдавали у него проблемы с печенью, но это, как говориться, к национальности отношения не имеет.

Семён неопределённо пожал плечами.

– Ну, уж, таки, – решать, скажите тоже, – в том же тоне и манере ответил соседу он. – Таки, и без меня есть кому решать. Служба, видите ли… В Крыму много осело ранее репрессированных бывших кулаков. Отсидели своё и вернулись… Крым: тепло, виноград – всех тянет к тёплому морю. Мешают строить честным труженикам светлое будущее.

– Опять украду чуточку вашего внимания, но, таки, хочу спросить: а родственники, и главное, взрослые дети арестованных, при чём тут, хотел бы я знать, – произнёс сосед.

Семён хотел было уже напомнить ему о мнении товарища Сталина по этому вопросу и в связи с этим о решении Политбюро… Не лишним было бы информировать гражданина и с приказом Ежова за номером 0044 от 30 июля 1937 года… В приказе, за который Семён сам расписывался сказано об этих всех безобразиях, творимых классовыми врагами советской власти, но обратив внимание на погрустневшее лицо своего соседа решил сменить тему.

– Родители ещё в начале двадцатых переехали в Крым. Под Евпаторией сейчас живут. Жену с сыном к ним везу.

Сосед сразу оживился.

– Какие молодцы ваши родители. Надо же, не убоялись трудностей. Ви не поверите, а ведь я, товарищ лейтенант, тоже, как бы причастен к ним – первым еврейским переселенцам и кибуцам. Ви в курсе, наверное, что в мае 1924 года в Симферополе крымскими депутатами таки было принято решение об устройстве евреев в Крыму с переселением первой тысячи еврейских семей.