Земля не своя - 2. Часть 3 «Рейд» - [16]

Жизнь сохранилась, но телу иной раз доставалось сильно. Прошитый очередью издыхающий саблезуб сбил её с ног и вонзил свои ужасные клыки в бок, ломая рёбра, но ему уже не хватило жизненных сил напрячь мощные мышцы туловища, которыми они разрывают добычу. Рёбра срослись, кошмарные шрамы остались.

В другой раз она стреляла из пулемёта по пикирующему из поднебесья на овец отары ящеру-стервятнику. Увлечённая этим занятием, слишком поздно заметила напавшего сзади варана. Всё-таки обнаружив опасность в последний момент, скаканула в сторону с линии атаки, избегнув громко щёлкнувшего чемодана вараньей пасти. Но хлёст приспособленного для таких ситуаций длиннющего хвоста рассёк ей ноги и ударил оземь, после чего развернувшаяся ящерица стала сгребать её с земли, жуя плечо своими многочисленными мелкими зубами. Извернувшись под вражьей чешуйчатой лапой, удалось упереть дуло в бурую морщинистую тушу и засадить очередь, пока не стопорнула перекошенная лента, что, впрочем, варана уже не спасло. С него сняли ценную в хозяйстве кожу и, навьючив её на скот, отвезли в крепость.

Потом тупые овцы умудрились посыпаться с крутого берега вниз, на пляж. Пришлось лезть за ними, отставив пулемёт, и поднимать наверх. Какой-то морской рак, размером с ротвейлера, шустро выскочил из воды раком, мощным гребком хвоста, и, развернувшись, ухватил клешнями самую медленную овцу со сломанной ногой. У Валиды не оказалось с собой оружия, так-как пулемёт остался в стороне, но привитая пастушеская идеология, заставляющая биться до последнего за доверенное хозяйское добро, и сформировавшийся сообразный характер, выработавшие наплевательское отношение к своему самосохранению, направили в рукопашную атаку. Рак уже волок злосчастную овцу на глубину, и лихая пастушка, не мешкая, вскочила верхом на его корявый панцирь и стала калечить многочисленные коленчатые ноги, выламывая суставы мощными ударами своих прочных, будто специально созданных для такого сандалий из автопокрышек. Рак, вначале державший добычу обоими клешнями, оказался слишком жадным, чтобы бросить животное совсем. Он освободил лишь одну конечность и попытался перехватить ей калечащую его ногу.

Но Валида была наготове, ожидая подобного. Она ухватила руками и стала выламывать опасную клешню. Вывернутая глубоко за спину, рачья рука хряснула и потеряла функциональность. Победа была близка. Но, к несчастью, в горячке боя не обратилось должного внимания на то, как малозаметные шипы рачьего панциря царапают тело, отравляя его ядовитой слизью. Валида внезапно начала терять контроль над собой, и вскоре потеряла сознание совсем. Ей повезло, что рак, впавший в панику, думал лишь о том, как-бы вырваться от оседлавшего его наездника. Бросив овцу, он судорожными движениями своего хвоста-плавника уходил на глубину, так-же, как и появился из морских глубин. То есть, раком. Подоспевшие товарищи-пастухи вытащили захлёбывающуюся пастушку из воды и прокричали слова проклятий убравшемуся отращивать новые конечности незадачливому хищнику. Яростную в бою пастушку удалось спасти, но ядовитые язвы на теле долго изводили её, оставив под конец мучений уродливые шрамы.

В таком вот качестве, выдающимся бойцом боевых пастухов Валида и досталась саудовскому самодуру, купившему здешнюю бухту вместе с окрестным движимым и недвижимым имуществом. И, надо думать, яркая короткая жизнь вскоре пресеклась бы на клыках какого-нибудь гиенодонта, согласно статистике профессии, да только незадолго до нашего рейда приключился у принца каприз. Привиделось ему что-то этакое в эротическом сне, и приказал он, проснувшись, сформировать королевский отряд женской гвардии. Зачислили в него, среди прочих женщин, и нашу героиню. Дав ей по такому случаю новое торжественное имя Лябуа-Абда, которое переводится как Львица-Рабыня.

Её отмыли, украсили белыми перьями и поставили стоять в коридоре. Только недолго продлилась придворная жизнь. Не приученная сдерживать себя, новоиспечённая гвардесса запустила ветры с таким богатырским грохотом, что проходивший мимо монарх аж шарахнулся. Разгневанный, он повелел бить её по пяткам, а затем отправить служить выгребательницей нечистот. И новое имя ей стало Дахма. Что значит просто «Чёрная».

Ну а потом, понятно, она стала нашим «трофеем». И вот она сидит рядом в гудящем самолёте, а я думаю, что мне делать дальше.

Продолжаю беседовать с переводчиком. Говорим о рабстве. Собеседник объясняет, что тут частенько пленных в неволю продают:

— Как, например, в Древней Греции воевали между собой города-государства? Они захваченных себе подобных продавали. Вот ежели врага взял в плен, то тогда как с ним гуманней поступить? Просто отпустить? Он опять твоих близких убивать начнёт, особенно такие, как вот тут. Тогда что? Убить его? Так гуманней будет, чем рабство? Вот и продаём их в Дагомею.

— В Дагомею?

— Ну да. По исламским понятиям, мусульманин не может быть рабом, на основных невольничьих рынках этого мира их не продашь. Вот и отправляют их к не исламизированным неграм, туда, где хозяйство более-менее налажено. Только не очень много таких мест, спрос там невысокий на рабов. Поэтому и цены невысокие. Торговцы рабами-мусульманами пытаются наладить выгодные для себя общественные отношения в здешней Африке, устроить у негров развитой рабовладельческий строй. Но туго идёт этот процесс. Сплочённые и более развитые, чем дагомейцы, мусульмане часто поднимают восстания, устраивают коллективные побеги. В здешнюю Индию тоже продают, в глубинку, где британцы закрывают на такое глаза.