Земля надежды - [38]
Король поклялся Страффорду, что никогда не предаст его. Он написал ему записку, в которой давал слово короля, что за его службу никогда не пострадают «ни его жизнь, ни честь, ни состояние». Это были точные слова.
Самые осторожные и хитрые члены Тайного совета бежали из страны, когда поняли, что парламент атаковал главным образом не короля, а Тайный совет. Большинство из них очень быстро поняли, что, несмотря на все обещания, король и пальцем не пошевелит, чтобы спасти доверенного слугу от смерти за своего короля. Но епископ Или и архиепископ Уильям Лауд были слишком медлительными или слишком доверчивыми. Их тоже бросили в Тауэр, вместе с их союзником Страффордом за заговор против безопасности королевства.
Все эти долгие весенние месяцы парламент заседал по делу Страффорда и выяснил, что тот рекомендовал призвать армию ирландских католиков покорить «это королевство». Если бы король прервал процесс и настоял на том, что Страффорд имел в виду королевство Шотландии, он мог бы спасти его от палача. Но он не сделал этого.
Король молчал в маленькой комнатушке, где сидел и слушал, как шел процесс. Он ни на чем не настаивал. Он предложил, довольно неуверенно, что, если они пощадят жизнь старика, то он никогда больше не послушается его советов. Члены парламента заявили, что не могут даровать ему жизнь. В течение короткого времени король мучительно боролся с собственной совестью. Но борьба длилась недолго. Очень скоро он подписал Страффорду смертный приговор.
— Представляешь, он послал принца Генри просить о помиловании! — Изумленная Эстер вернулась в мае из Ламбета с телегой, полной покупок, и головой, полной новостей. — Бедного маленького мальчика, десяти лет от роду! Король посылает его в Вестминстер, чтобы он выступил перед всем парламентом и попросил о том, чтобы графу сохранили жизнь. И они ему отказали! Разве можно так поступать с ребенком?! Он теперь всю жизнь будет думать, что графа казнили только из-за него!
— Тогда как виноват в этом только король, — поддержал ее Джон. — Он мог отрицать, что Страффорд вообще ему что-то советовал. Он мог выступить в его защиту. Он мог взять на себя ответственность за решения. Но он позволил Страффорду взять всю вину на себя. А теперь он позволит Страффорду умереть за него.
— Его казнят во вторник, — сказала Эстер. — Все рыночные торговки закрывают лавки на весь день и собираются идти в Тауэр, смотреть, как ему отрубят голову. И подмастерья тоже берут выходной, второй праздничный день в мае.
Джон тряхнул головой.
— Вот тебе и королевская благосклонность. Тяжелые настали времена для его слуг. А что слышно об архиепископе Лауде?
— Все еще в Тауэре, — сказала Эстер.
Она поднялась на ноги и ухватилась за борт телеги, чтобы слезть вниз, но Джон вытянул руки, подхватил ее и поставил на землю. Она даже замерла, ощущая непривычность его прикосновения. Это было почти объятие, его рука покоилась на ее талии, а головы почти соприкасались. Потом он отпустил ее и пошел к задку телеги.
— Ты накупила столько всего, будто готовишься к осаде! — воскликнул он.
Тут до него дошел смысл собственных слов, и Джон повернулся к жене:
— Зачем ты накупила столько?
— Не хочу на этой неделе, а может, и дольше, снова ехать на рынок, — сказала она. — И горничных тоже посылать не хочу.
— Почему?
Она ответила коротким беспомощным жестом. Ему вдруг пришло в голову, что до сих пор он видел в ее движениях только уверенность и определенность.
— В городе происходит что-то не то, — начала она. — Я не могу даже объяснить, что именно не так. Неспокойно. Как небо перед грозой. Люди обсуждают что-то, собираясь на углах улиц, и замолкают, когда я прохожу мимо. Все смотрят друг на друга так, как будто хотят заглянуть другому в самое сердце. Никто не знает, кто друг, а кто враг. Король и парламент разорвали страну надвое, как лопнувший стручок гороха. И теперь мы, как горошины, рассыпались и раскатились во все стороны, и никто не знает, что делать.
Джон посмотрел на жену, стараясь впервые за их семейную жизнь понять, что она может чувствовать. Внезапно он понял, в чем дело.
— Ты выглядишь испуганной.
Она отвернулась к борту телеги, как будто этого чувства следовало стыдиться.
— Кто-то бросил в меня камень, — очень тихо сказала Эстер.
— Что?
— Кто-то бросил камень, когда я уходила с рынка. Он попал мне в спину.
Джон был ошеломлен.
— Тебя забросали камнями? В Ламбете?
Она тряхнула головой.
— Да так, только задело. Камень бросили не для того, чтобы сделать мне больно. Я думаю, это скорее было оскорбление, предупреждение.
— Но с какой стати кто-то на рынке Ламбета хочет тебя оскорбить? Или о чем предупредить?
Она пожала плечами:
— Все прекрасно знают, что ты — королевский садовник, слуга короля, и твой отец тоже служил королю. И всем этим людям совершенно не хочется знать, что у тебя на душе, о чем ты думаешь как человек. Они думают о нас как о королевских слугах, а короля не очень-то почитают в Ламбете и в Сити.
Мысли в голове у Джона закружились водоворотом.
— Тебе больно? Ты ушиблась?
Она хотела ответить отрицательно, но споткнулась на первом же слове. И тут Джон, не раздумывая, обнял ее, дал выплакаться на его груди и выговориться.
