— Эй, голуби, не успели наговориться! Прыгай, Коля, на плотик! — крикнул Евмен Тихонович.
Колька бросился к плоту, но увидел перед собой черные серьезные глаза. Володька Бобылев! Да, это был он, повзрослевший за лето, в маленьких броднях, в новой оленьей куртке.
— Погоди часок! — Парнишка схватил Кольку за рукав. — Ты на меня не серчай. Дедка ругал меня, почему с тобой раздружился.
— Коля! — раздался нетерпеливый голос с плота.
Колька успел сказать:
— Откуда ты взял? Вовсе не сержусь! — и прыгнул на бревна.
На плоту он разжал руку, в которую что-то сунул Володька. На ладони лежала тщательно отполированная деревяшка, напоминающая утиный клюв. Это не укрылось от острых глаз Маруси Бобылевой.
— Володька подарил?
Она тихо засмеялась, и вместе с ней веселым звоном запели золотые сережки.
— Выпросил-таки у деда. Вчера, только в дом ступила, замучил меня, уток изображал. Охотник!
Отец дружески приобнял Кольку за плечи:
— Ну вот, сын, и понюхал жизни. Жил, жил в городах, заботились о тебе. И казалось, будто все просто и гладко. Да, брат, в городе жизнь быстрее мчится, много людей, труднее в них разобраться. А тут все на виду. Вдруг замечаешь: хлеб не просто достается, люди разные, много несделанного, надо бороться, чтобы все было хорошо. А дел сколько! Видишь, просторы какие…
Отец задумчиво смотрел на тайгу, на горы.
Не так часто знал Колька отцовскую ласку. Был отец вечно занят и скуп на объятия. А тут словно признавался Кольке в дружбе, словно приглашал его в единомышленники.
Тук!.. Тук!.. Тук!..
Колька впервые услышал, как бьется отцовское сердце. Из-под гимнастерки доносились ровные мощные толчки. И грудь у него была такая широкая…
И в этот миг отец показался Кольке особенно сильным и большим, а дела, о которых он думал, особенно дорогими и близкими и ему, Кольке. Как будто он стал на голову выше и вовсе не похож на того городского подростка, каким выехал из Опалихи.
Тук!.. Тук!.. Тук!.. — билось сердце отца.
Колька вертел в руках манок. И вдруг подумал, что ведь Володька подарил ему вещицу, которой сам давно добивался. Захотелось крикнуть что-нибудь хорошее Володьке или хотя бы помахать фуражкой. Но момент был упущен. Плот миновал шиверу и шел по быстрине. Из глаз пропали и ставший родным берег, и провожающие, и Бобылиха.
