Земля Мишки Дёмина. Крайняя точка - [7]

На почтительном расстоянии от ограды, под фонарем, сбившись в кучку, стояли четверо неизвестных парней. Один из них, небольшого роста, в полушубке и в сапогах, приплясывал, ударяя ногой об ногу. Другие, в ватниках и в валенках, поеживались, били рука об руку и тоже приплясывали, чтобы согреться.

Увидев Мишку, они направились к калитке, но войти во двор не решились.

— Ох и злющий у тебя кобель! — сказал восхищенно низенький. — Хватанул меня за ногу — чуть сапог не разорвал. Хорошо, калитку успел захлопнуть.

В узких черных глазах парня вспыхивали золотые искорки — отсветы от фонаря. Нос у него был широкий, приплюснутый. В нем нетрудно было угадать нерусского, хотя по-русски он говорил чисто, без акцента. На острых скулах у парня темнела короста. В такой же коросте были лица и других парней.

— Слушай, пацан, тут живет комендант тетя Маша? — спросил самый высокий. — Переночевать бы нам где-нибудь, обогреться. Понял? Мороз, наверное, за тридцать закручивает.

— Идите в заезжую или в контору, — посоветовал Мишка.

— Были там, умница! Битком набито. А в конторе ни души, и сторож не пускает.

— Мать еще не вернулась с работы… Однако стойте. Кажись, она идет.

У Мишкиной матери была быстрая походка, словно она всегда куда-то спешила. Парни повернули к ней, загородили дорогу с настойчивостью людей, которые во что бы то ни стало должны добиться своего.

— Вы тетя Маша? Сторож божился, что вы непременно поможете, — сказал высокий. От холода у него зуб на зуб не попадал, поэтому голос дрожал. Было в парне столько злобы и раздражения, что Мишке показалось: сейчас взвизгнет и кинется с кулаками на мать. — Околели мы, понимаете, околели!.. Провались она пропадом, эта жизнь!..

— Меня зовут Мария Степановна. Фамилия моя Демина. А вы кто такие?

Мать как будто не заметила раздражения, с которым говорил высокий, рассеянно оглядела парней.

— Может, документы предъявить? — почти выкрикнул высокий.

— Потребуется, попрошу документы.

— Да стой ты, Анатолий! — схватил высокого за рукав низенький широкоплечий парень. — Видите ли, Мария Степановна, мы дальние. Идем из поселка Кедрового. Промерзли до костей. Переночевать бы нам, обогреться…

При свете фонаря Мишка заметил, какими удивленными стали глаза матери и даже голова вытянулась над поднятым цигейковым воротником шубы.

— Как это из Кедрового? Да это в соседнем районе, и до него километров триста отсюда.

— Правильно. Оттуда мы идем. Из соседнего района, из поселка Кедрового, — поспешно подтвердил узкоглазый. — Хотим на работу устроиться.

— Да что там крутить, разъяснять! — резко оборвал его высокий. — Бросили мы свой лесопункт, не хотим там работать. Не хотим — и баста! Десять дней топали по морозу. Кизяки на дорогах подпрыгивали от холода, а мы топали. Боитесь — не принимайте! Сдохнем где-нибудь у вас под забором.

— Что же мне с вами делать? — озабоченно проговорила мать.

Она второй раз пропустила мимо ушей дерзкие слова парня. Мишку поразили ее выдержка и терпение.

— Что же мне с вами делать? — повторила мать. — В общежитии мест нет, в заезжей тоже нет… — Она еще раз оглядела парней, и губы ее решительно сжались. — Ладно! Идемте ко мне. Миша, попридержи Загри.

Мишка не одобрял решения матери. Кто эти парни? Разве можно так вот сразу, среди ночи, пускать в дом незнакомых людей? А этот, высокий, по всем приметам, хулиган и бузотер.

Поэтому Мишка на всякий случай впустил в дом Загри. Войдя в комнату, строго шепнул ему: «Охраняй!»

Загри покорно разлегся на пороге, у входа в горницу, вытянул передние лапы, положил на них свирепую лобастую морду, внимательно наблюдая за всем происходящим в кухне. Теперь собака не сдвинется с места, пока не получит нового приказа.

Парни разделись и стояли, неловко переминаясь у порога.

— В ногах правды нет. Проходите к столу, садитесь, — пригласила мать.

Шуба и полушалок делали мать старше. Когда она их сняла, парни заулыбались. Мать была по-бабьи гладко причесана, волосы ее были собраны в тяжелый тугой пучок, но выглядела она совсем юной в своем легком ситцевом платье. На румяном от мороза лице задорно цвели крохотные конопатинки, как у девчонки.

— Нам сказали: «тетя Маша». Мы и впрямь подумали — тетя, — попробовал пошутить узкоглазый коренастый парень.

Матери шутка не понравилась. Она недовольно сдвинула брови.

— Вещей у вас нет?

— Вещи? Вот так сказанула, комендантша! — ядовито усмехнулся высокий раздражительный парень.

Был он русоволос. Багровые коричневые отметины так густо покрывали его лицо, что кожи почти не было видно: крепко обожгло морозом.

Все парни были одеты в одинаковые черные байковые куртки с большими нагрудными карманами, наискось перечеркнутыми застежками «молния». Видно, купили их в одно время и вводном магазине.

— Хватит антимонии разводить! Чтобы после не было обид, хозяйка, сразу выложу тебе основное, — продолжал парень. — Так сказать, анкетную биографию. Ты небось к милиционеру бегаешь с докладами? Нужно знать. Я и Василий несколько месяцев назад вышли из заключения. Короче, бывшие уголовники, — с кривой усмешкой кивнул он в сторону узкоглазого паренька. — Двух других пригнал в тайгу ветер романтики. Так в газетках, кажется, пишут? Только этот ветер приятен, когда мальчик в теплой комнате, при маме. Ну, а когда зубы начинают выбивать чечетку, о нем забывают. — Парень провел языком по потрескавшимся губам и с вызовом посмотрел на Мишкину мать: — Заранее предупреждаю, хозяйка, что за ночлег заплатить не сумеем: на четверых осталась пятерка. Видишь ты, как бесцветно получается!