Земля любви, земля надежды. По праву любви. - [98]

— Да, я поступил вопреки здравому смыслу, — сказал ей Жозе Мануэл. — Ведь я учился в университете, у меня есть образование, профессия, которую я люблю. С моей стороны действительно глупо выполнять эту неквалифицированную работу, бросив ту, что приносила мне творческое удовлетворение. Но я люблю тебя и пришёл сюда затем, чтобы ты, наконец, поняла: богатство — это не всегда зло, а бедность — не всегда добро. Ты же сама борешься за то, чтобы ткачихи получали больше денег и не бедствовали. Так? А твой дружок Андре, между прочим, служит адвокатом и не собирается идти в рабочие. Но его ты почему-то не считаешь своим классовым врагом — в отличие от меня. Ты задумайся, наконец, в чём тут дело. Может, ты меня и в самом деле не любишь, а классовые противоречия вовсе ни при чём?..

От таких аргументов было невозможно отмахнуться с лёгкостью, и Нина вольно или невольно задумывалась над тем, что внушал ей каждый день Жозе Мануэл, используя своё пребывание на фабрике.

Не сразу, постепенно, она стала осознавать, что он во многом прав, но окончательному их сближению в значительной мере способствовала сама жизнь.

Сначала выяснилось, что Артемизия пристроила Томаса на паперти, куда он ежедневно ходил как на работу, выпрашивая подаяние у прохожих, и затем отдавал всё, до сентаво, своей тётке.

— Я не намерена кормить нахлебника, — говорила Артемизия. — Пусть он меня кормит за то, что я дала ему кров.

Узнав об этом, Нина и Жозе Мануэл сразу же забрали Томаса у тётки, которая не хотела его отпускать, поскольку он и в самом деле её кормил. Но Жозе Мануэл пригрозил ей судом, сказав, что недостатка в свидетелях у него не будет — все соседи Артемизии возмущались тем, как она эксплуатирует мальчика.

Томас вновь попал под крылышко Мадалены, потом его отдали учиться в школу, а Нина и Жозе Мануэл стали собирать необходимые документы для официального усыновления осиротевшего ребёнка.

— Теперь, когда у Томаса будут отец и мать, у него должен быть и нормальный уютный дом, — заявил однажды Жозе Мануэл. — Мы должны жить все вместе. Дону Мадалену я не стану неволить, если она захочет остаться в дорогом её сердцу приюте. Но ты, Нина, и Томас сегодня же переедете в наш дом. Тётушку Амалию и Аделаиду я, наконец—то, отправил обратно в Рио.

Он говорил тоном, не допускающим возражений, а Нина и не собиралась возражать — ей ещё предстояло сказать Жозе Мануэлу о своей беременности, и она решила, что лучше всего это сделать сразу по приезде в их дом. «Сын у нас уже есть, пусть теперь родится дочка», — думала Нина, предвкушая удовольствие, с каким произнесёт эти слова вслух, несказанно обрадовав Жозе Мануэла. А пока же она, загадочно улыбнувшись, ответила ему:

— Как скажешь, дорогой! Если ты считаешь нужным перебраться в наш дом сегодня, значит, так мы и поступим.

— Мне тоже, наверно, придётся ехать с вами, — озабоченно произнесла Мадалена. — Иначе кто же станет присматривать за Томасом, пока вы будете на работе?

Глава 29

Не желая подвергать дальнейшей опасности Маркуса и Жустини, друзья Маурисиу решили перевести его в домик Риты. Их простой, но дерзкий план основывался на предположении, что Фарина не станет искать беглеца в непосредственной близости от его родного дома. Этот план предложила старуха Рита, поэтому он и не вызвал ни у кого сомнений. И лишь Форро спросил:

— Мама Рита, он будет прятаться здесь до конца жизни?

— Нет, — ответила старуха. — Скоро колесо жизни сделает полный оборот, и удача вернётся к Маурисиу. А о сеньоре Фарине я вам тоже скажу: его дни уже сочтены.

О загадочном колесе жизни она заговорила в первый раз после того, как Жулия случайно обнаружила у неё в шкатулке письма Зекинью, адресованные Катэрине. На вопрос изумлённой внучки Рита ответила:

— Мы договорились с Зекинью, что он будет посылать письма сюда, по нашему адресу, а я буду передавать их Катэрине.

— Так почему ж ты их не передавала? — возмутилась Жулия.

Вот тогда-то Рита и сказала про колесо жизни, которое должно совершить полный оборот:

— Когда это случится, Катэрина получит свои письма, а пока ей достаточно и музыки, которую она слышит по ночам.

Теперь же, когда Катэрина проявила деятельное участие в спасении Маурисиу, Рита сочла возможным не только отдать ей письма, но и открыть тайну музыканта, услаждавшего её слух по ночам.

Этим музыкантом оказался... Зангон, которого Зекинью попросил перед отъездом:

— Окажи мне услугу, играй по вечерам Катэрине на моей гитаре, чтобы её сердце смягчалось. Пусть она от твоей музыки забудет печаль и вспомнит свою любовь ко мне.

— Значит, в конечном счёте, это был Зекинью! — обрадовалась Катэрина.

— Да, струны перебирал я, но от его имени, — сказал Зангон. — И чувство в той музыке было его, моего друга Зекинью.

Катэрина тотчас же заявила, что поедет в Сан-Паулу и отыщет там Зекинью по тому адресу, который он указал на конверте.

Но поездку ей пришлось на время отложить, потому что вернулся домой грозный Фарина, получивший тревожную телеграмму от Омеру.

Перво-наперво он учинил строгий допрос Беатрисе и Марселло, но те отрицали свою причастность к побегу Маурисиу и твердили, что не знают, где он находится сейчас. Франсиска поначалу подтверждала их алиби, но потом под давлением мужа призналась, что делала это по просьбе Марселло и Беатрисы, которых в ту ночь действительно не было дома.