— Не рассосалась еще Князьевка-то? — спросила Наташа.
— Забота не твоя!
— А сапожки в починку еще не отнесла?
— А забота тоже не твоя!
— А фор-брам-стеньга тебя еще не прихлопнула?
— Сама ступай к рыбам! — сказала Райка, облизав ложку. — Баба Дунь! Чего она лезет?
— Не лезь, — сказала бабушка Дуся.
— А я тоже каши хочу! — крикнула Наташа. Им вредно было собираться всем вместе! И вредность эта шла от Райки. А бабушка Дуся этого не понимала — она и Райке добавила каши.
— Ну и что нового в Князьевке-то? — давясь невкусной кашей, спросила Наташа. — Что там? Распродала баба Груня… наследство Алькино или еще нет?
Райка быстро глянула на бабушку Дусю и сделала лицо совсем наивным и совсем непонимающим. Бабушка же резко сдвинула на лоб косынку, и Наташа по этому ее движению поняла сразу: прекрасно знает она, где была Райка!
— Так распродала или нет? — снова спросила Наташа жестоко, потому что, может быть, и надо было быть жестокой, пока Райкин фор-брам-рей еще не полетел к черту!
— А что — спросила Райка как ни в чем не бывало. — Ты тоже что-нибудь купить хотела? Так опоздала!
Она снова взглянула на бабушку Дусю, а бабушка Дуся добавила в Наташину миску каши, хотя Наташа вовсе и не просила добавки.
— Баба Дунь! — В Райкиных глазах было торжествующее злорадство. — А там у нее еще дед был!
— Какой такой дед?
— Ну, письменный прибор такой, из глины. Старинный. Дед у дерева на пеньке сидит. Возьмешь его за голову, а под ним не пень вовсе, а чернильница, куда раньше макали…
— Ну и кто же купил того деда? — спросила бабушка Дуся.
— Да никто не купил! Дорого просила. С собой увезла.
— Увезла? Куда увезла? — спросила Наташа, стараясь изжить из своего голоса боль.
— А я откуда знаю куда! Не интересовалась! Уж больно она зазнайкой стала. И глаза накрашенные. А на ресницах так по кило краски… Если бы я с самого начала знала, что это твоя Алька кофту продает, ни за что покупать бы не стала! Не кофта, а барахло. Растянулась после стирки, как кишка какая.
— Что ж, так совсем и не знаешь, куда она… деда-то увезла? — осторожно спросила бабушка Дуся, мельком взглянув на Наташу.
— А что? — с любопытством поинтересовалась Райка. — Жалко, что не купила, да?
— Может быть, и купила бы, — сказала бабушка Дуся и сердитым движением сдвинула косынку еще ниже. — Отцу твоему в подарок. А то и Петровне подошел бы, дед-то этот…
— Так вот не знаю, куда увезла-то! Вчера она вроде бы в багаж сдала, а сегодня вроде бы и сама укатила. Говорят, ей один знакомый Риточкикого дяди прописку обещал — то ли в Риге, то ли в Таллине. А может, в Ленинграде. А может, и еще где. В общем, там, в Европе! — Райка грустно и завистливо вздохнула.
— Может быть, в Кронштадте? — тихо спросила Наташа.
— В Кронштадте? — удивилась Райка. — А что ей там делать-то, в этом Кронштадте?
— А?! — вскрикнула Наташа, поднявшись так стремительно, что легкий стул с фанерной спинкой отлетел в сторону.
— Баба Дунь! — завопила Райка, закрываясь от Наташи руками. — Опять лезет!
— Не лезь! — вздохнув, сурово сказала бабушка Дуся и сдвинула косынку на самые брови. — Не лезь! Всыпала я уже ей сегодня, всыпала!
— Размахались руками-то! — обиженно сказала Райка. — Размахались! Не все ли равно, у кого купила? Ну и что же, что у Альки? Ну и что? Пусть вот Наташка сама скажет — разве плохая? Алька сама сказала, что заграничная.
На Райкином лице снова появилась необычная торжественность, и взгляд ее ушел куда-то за Наташину спину, к лавке. И по той многозначительности и торжественности, что были в ее взгляде, Наташа поняла: там, на лавке, ждет ее очередной сногсшибательный Райкин подарок. Она машинально оглянулась…
Прислонившись одним боком к ведру с водой, а другим — к коробке мармелада, на лавке сидела большая, необыкновенно красивая кукла в полосатом платье с блестящей золотистой звездой на лбу — как у Царевны Лебедь из сказки.
Полоски на платье у куклы были белые и зеленые, белые и зеленые и шли поперек…
Наташа так испуганно отшатнулась, что Райкины уши с сережками от обиды оттопырились еще больше.
— Что? Не понравилась? Так мармелад же еще!
— Мармелад-то мармелад, — насмешливо сказала бабушка Дуся. — А вот нос-то у нее что же поцарапан-то? И в голове тарахтит что-то.
— Зато говорящая! И глаза закрываются, если тряхнуть посильнее.
— Тебя бы тряхнуть, горемычную! А что ж она у тебя необуткой? Башмаки бы хоть какие надела на нее.
— Уж я знаю, баба Дунь, что на тебя никогда не угодишь! А я Наташке обещала куклу на день рождения подарить. Ведь обещала? Вот и пожалуйста! А башмаки с Верки снять можно, если ее еще на помойку не выбросили. Один-то башмак у нее есть, с бантиком. А уж где она второй посеяла, откуда я знаю…
Райка говорила все это, то и дело поглядывая на Наташу, удивленная ее странным молчанием, а у Наташи все больше и больше холодели руки, в которых она зачем-то очень крепко держала миску с кашей…
Когда-то она сама, вот этими руками, выбросила в снежный овраг красивый кукольный башмак с зеленым полосатым бантиком — тот самый башмак, который бабушка Дуся перед этим так долго и безуспешно пыталась надеть на толстую Веркину ногу.
