Земля и Небо (Часть 1) - [14]

Так-так... актов здесь навалом, в основном за нарушение режима. И получается, что из пятнадцати отрядов Зоны мой, шестой, самый хреновый. Спасибочки... Может, еще не поздно - домой свалить?

Понятно. Бедокура больше всех, работы - меньше. Каждому хочется не вкалывать, а балдеть. Это мы проходили... Ну что ж, надо вычислять тех прилипал, что втесались в актив, чтобы льготы получить, а самим сачкануть. Потому и катится все ни шатко ни валко, абы как. А льготы, я вижу, стали немалые: поощрительное питание, свиданки, бандероли и посылки, благодарности и главное - беспрепятственное прохождение судов, когда за тебя ходатайствует администрация об отправке на "химию". А "химия" - это уже почтиволя.

За один день эту кучу дерьма, всех этих актов не разгрести. Тут главное - не дать активу утомиться, они ведь с работы, надо дать отдохнуть людям.

Ну что, поехали. Акт номер один.

- Сычов сидит в ШИЗО?

- Двенадцать суток, - уточнил председатель совета коллектива Сорокин, спокойный работяга, севший за беспечность. кого-то там где-то задавило. кто виноват? Бригадир Сорокин, не инженер же по технике безопасности, тот отмазался, понятно...

- Что-то мне здесь неясно... Ну, и почему он ударил парикмахера Иволгина? - Оглядываю их. Молчат. Хорошенькое начало, так мы до китайской пасхи разбираться будем. - Почему? - вопрос мой повис в воздухе. - С кем дружил?

- С Дробницей вроде... - неуверенно пояснил кто-то.

Приказал я привести этого Дробницу, а сам продолжаю давление на них, решил все расставить сразу по местам.

- Что ж это вы? - говорю. - Смелее надо быть. Вы посмотрите на себя со стороны. Да таких отрицательный элемент скоро под стол загонит, а может, и загнал уже. - оглядываю, глаза отводят, точно - загнал. - Вы, наверное, думаете: раз сказал о человеке что-то, значит - сдал, предал? - Молчат, но уже кое-кто глаза поднял. Не понимают, к чему я клоню. - Но ваша честь, если уж вы вступили в актив, то ваша роль не в молчании, а в противодействиях всему гнусному, что творится и может произойти. И здесь сами вы мало что можете, а вместе мы можем все. Мы можем свою силу применить, основываясь на чьей-то помощи. В данном случае на вашей - и только вашей! - я завелся. Человек должен ощущать себя в коллективе, тогда он и вас уважать больше станет. Чтобы это молчание было в последний раз, - закончил достаточно мягко, чтобы последние слова запали в их души.

Напряглись, затаились, ждут. Тут и Дробницу привели. Независимый, походочка блатная, волосы взъерошенные, отросшие - к воле готовится.

- Здрасьте, гражданин майор, - наигранно спокойно так, через губу здоровается, сопляк.

Все ему здесь нипочем, и в сторону актива даже не взглянул. Помнил я его, как же, нарушитель был ярый - дрался, выпивку находил, кололся - в общем, весь набор...

Смотрю по списку - да, ему через две недели на свободу, звонком освобождается - срок до конца досидел. А мог на два года раньше выйти, но это не про него, этот - не мог. А что ж он подстрижен-то так, под черта какого-то?

- Известно, кто подстриг... парикмахер ваш, - уязвленно отвечает этот Дробница.

- А скажи мне, почему Сычов в изоляторе? - спрашиваю.

- Ну, парикмахеру надавал пачек, - юлит. - Только я-то тут при чем? У них свои разборки... - пробует возмутиться, но тут же сникает под моим взглядом.

- А может, и при чем, а? Он в зависимость к тебе попал, верно?

- Какая зависимость? - взвился. - Ну, говорил ему, чтобы на глаза не попадался, а то кочан сверну. Ну и что, мало такого у нас говорят...

Все я понял, цепочка замкнулась, а вялые враки на лице у него написаны.

- Понятно, - говорю, - пять лет отсидел и ни хрена не поумнел. А ведь тебе уже сколько?

- Двадцать восемь, - бурчит.

- Ну вот. И двадцать восемь нарушений у тебя... а тут притих, волосы отращиваешь, на свободу навострился...

- А чё? - снова бурчит. - Положено, срок вышел.

- Выйдет, а пока две недели посидишь в ШИЗО, да обреем заодно. То-то девкам будет на загляденье - лысый кавалер.

- За чё-о?

- За подстрекательство, осужденный... за него.

- Я не подстрекал! - заорал уже в истерике. Слезы на глазах. - А если б он порешил себя, тоже я виноват, да?!

- Помолчи, ботало, - сморщился я, не жалко его было - противно. Сопит, убить готов, глаз красный на меня косит, гаденыш. - Ничего ты не понял, говорю. - Еще тебе надо посидеть, наверно. Впрочем, гулять с твоим характером на воле недолго придется. Вернешься... А на воле вот радость-то матери: сын алкаш... Помню, как она плакала, образумить тебя хотела. Куда там, сам с усам. Драгун!.. - оглядел я его сутулую фигуру: не мальчик и не мужчина, одно слово - зэк. - Жена-то сбежала от тебя? - давил на больное, сам уже не знаю почему - остановиться не мог.

- Не ваше дело, - огрызнулся, сверкнул волчьим глазом.

И тут случилось то, ради чего сегодня я и собрал всех, и тираду эту закатил сейчас этому долбану Дробнице. Прорвало моих активистов!

- А ведь напрасно говоришь ты, что невиновен... - вдруг неожиданно осмелился, прокашлявшись, завхоз Глухарь. - Я ж слышал, как ты грозил Сычову: мол, если глаза мои тебя завтра увидят - морду расквашу... -Глухарь набрал воздуха, все же решился на поступок. - А когда он к тебе на поклон пришел, тут ты уже барин. Набей рожу парикмахеру - приказываешь. Слышал я, что говорили...