Земля и лира - [4]

Горят в глазах твоих, как звездное причастье

Огни победные и скорбное, и счастье

Любви земной, великой и простой.

И как звезда в ночи — усилием людей

Взошла земля твоя высоким светом,

И не мечта уже: в сияньи этом

Идут наследники и вечности и дней.

И там душа твоя, и не в бреду, —

Растет, растет она под синью неба,

И множится она, как зерна хлеба,

Для всех людей, чтоб не были в аду.

Смотри вокруг — как много на земле

Возможностей для творчества любого…

О, как легко от ветра голубого

Все колесницы вспыхнули в золе.

«Ты праздно ждешь, что вдруг родная…»

Ты праздно ждешь, что вдруг родная

Душа сойдет к тебе с высот

И, вся небесная, рыдая,

С собою к счастью унесет.

Оставь порочные надежды,

И горечь вздорную невежды,

И умиленье над собой:

Лишь полюбивших любят боги

И тех, кто не сошел с дороги,

Сшибясь со встречною судьбой.

Очей любовное сиянье

Мерцает, падает, летит, —

К тебе, быть может, на свиданье,

Но слов твоих не говорит.

А ты всё ждешь, и тьма сомнений

Теснит в тебе твой чудный гений

Который раз распятый вновь;

Наследнику земли небесной,

Как крылья звездные над бездной, —

Как власть тебе дана любовь.

1950 год

Печальны фонари ночной столицы

В тумане золотом,

Осенней памяти шуршат страницы

О бывшем и о том —

Что дни покорные сменялись властно

И уходили прочь,

Душа им жизнь дала, и не напрасно,

Но не могла помочь.

Она, одна, — бессильная, но души

Могли высоким днем

Восстать из тьмы и гибели и стужи,—

И творческим огнем.

Зима опять, и в небе холод —

Жестокий без затей —

Сжимает мир и этот странный город

Кружением смертей.

Но ты — с победою, и без сомненья

Иди на подвиг твой,

Огнем крепи и братством правды звенья,—

За счастье этот бой.

Непримиримость

Не равнодушие в любви большой,

А ненависть и отвращенье;

Не может быть тому прощенья,

Что проклято любовною душой.

За мир свой бьется так она,

Как в поле бьется воин света;

Святым огнем ее земля согрета

И от погибели отвращена.

Нельзя любви враждебное любить

И ненависть, рожденную любовью;

Я вижу мать: склонилась к изголовью,

Чтобы дитя спасти, в нем смерть убить.

«Мой друг, смотри, — неправый мир…»

Мой друг, смотри, — неправый мир,

Весь в суете преступных извращений,

Он нами жив, его кумир

Возрос на темном всепрощеньи.

Мы дни считаем: есть предел

Его разбойничьей повадке,

Всегда он злобою хотел

Всех побеждать в смертельной схватке.

Будь светом, друг, он — только грязь, —

Два мира, разных без предела;

Вчера ты видел, как кренясь,

Земля над гибелью летела —

Перегруженная тоской

И подвигом, и преступленьем…

Не уступи ее позору и такой —

Сожженной болью и томленьем.

«Когда вдруг варвары, на свет спеша…»

Когда вдруг варвары, на свет спеша,

Войдут в твой дом, мой друг, чтобы обидеть

Виденья чистые, когда душа

Твоя раскрыта будет, чтоб увидеть

Еще не бывшее и свет людей,

Где некого нам будет ненавидеть, —

Пребудь в видениях твоих, поэт,

Они — единые — и смысл и слава

Всего живущего. Звериная облава

Теснит на смерть тебя, но смерти нет.

Искупление

Природу новую собою сотвори,

Не меньше ты её в правах глубинных;

По-детски смейся, плачь, но верностью гори

Как лётный свет на крыльях голубиных.

Восходит час утра мечтою голубой,

И светел он в твоей большой надежде;

Вокруг — твой мир, неистовый, как прежде,

Но счастьем дорогим быть может час любой.

Иди на площади, — воителей зови,

И бейся сам средь косности и робких;

Ты видишь — не было ни братства, ни любви

В самоспасении, в довольстве одиноких.

И не ищи себе спасения без всех:

Свободы нет в тебе без окрыленной цели —

Чтоб люди все в тебе как счастье пели, —

Не видеть жалобный, сквозь слезы страшный смех.

И эта смерть средь нас, — она и наш раздор,—

Покорность древнему велению природы;

Что знаешь ты, к чему твой жалкий взор

На все столетия, мгновения и годы…

Еретикам

К чему псалмы и песнопенья

В блестящем храме над толпой,

И голос мертвого забвенья,

Кресты на ризе золотой;

И эти вздорные кадила,

Поклоны в злую пустоту,

Иль церковь снова пригвоздила

Уже распятого — к кресту.

Молитвы жалкие струятся

В потусторонний небострой,

И ближние уже двоятся

Самоспасительной мечтой.

И всё останется, как прежде:

В грехе и прахе плотский мир,

Спасенье праздному невежде,

И где-то в небе праздный пир.

На хорах певчая октава —

Ответ вотще, но храм звенит, —

Его языческая слава

И без Христа к себе манит.

Сокройся, юная вдовица,

С своею лептой трудовой, —

Так в небе раненная птица

Об землю бьется головой.

Всегда с мечтою кто-то дружен —

С твоей мечтой пред алтарем;

Чиновник веры им не нужен

Под золоченным стихарем.

Твое лицо иконы строже,

Любовно царствие твое,

Тебе и здесь всего дороже

Земной улыбки бытие.

Ты больше ангелов небесных

В твоем величии земном,

И только глаз твоих прелестных

Коснулась ночь недобрым сном.

Пусть в хладном сердце о небесном

Свивают темные слова, —

Ты не уймешься в слове тесном,

Твоя кружится голова

От безначального влеченья

Среди небес любви земной,

Она — и жизнь и назначенье —

Сияет счастьем пред тобой.

Покорность

Монастырская потреба,

И напрасней жизни нет:

Ночь печальных звезд и неба,

Над живыми — мертвый свет.

Это значит — в жизнь не верить

Человеческих сердец,

Что земного царства двери

Не отворят, наконец.

Это значит — поневоле

Надо жить, чтоб умереть,

Собранной травою в поле —

Как бы плевелы — сгореть.