Земля Горящих Трав - [49]

Для посетителей приморский город-музей был открыт в середине весны. Розы уже цвели. Под высоким прозрачным небом играл оркестр. Казалось, что музыка то поднимается вверх, то стелется по земле, как будто она — дым от костра, и ее носит ветер. Церемония начиналась с открытия памятника погибшим.

Это были их алтари, точно такие же, какие еще недавно стояли на месте раскопок. Вот на отшлифованной гранитной глыбе желтеет крупный янтарь и распростерлась еловая лапа. Гранит, ель, янтарь — символы хельда Бьярни из Беркенфьолле. Вот глиняный кувшин, из которого струйкой льется вода прямо в чашу белого мрамора. Это алтарь Дено из Селлы. Всего двенадцать алтарей… Если бы не случайность, были бы все четырнадцать: горел бы в железной плошке огонь Сеславина и алела бы роза самого Аттаре, тоже искусственная, как еловая ветвь Бьярни.

И мертвые, и живые представлены к награде: ордену Земли Горящих Трав, учрежденному недавно — до сих пор им не награждался еще никто.

Знак ордена представлял собой овал с зубчатыми краями. На лицевой стороне располагались позолоченные фигурки юноши и девушки на фоне арки, обозначающей переход в сопределье.

Аттаре и Сеславина пригласили взойти на подмостки. Сеславин до свадьбы носил небольшую бороду: мастер даргородского двоеборья, он хотел быть похожим на древних витязей. Но, женившись, начал бриться. У Сеславина было такое молодое и мужественное лицо,

что многие собравшиеся на трибунах люди посматривали на него с улыбкой: он всем понравился. Аттаре, наоборот, со своей благородной красотой невольно настраивал на возвышенный лад.

Представитель Всемирного Комитета народов прикрепил орденские знаки на грудь тому и другому.

Впереди была лекция Аттаре о раскопках в Тиевес и первая экскурсия по музею. Сеславин перешел в первый ряд на трибуны, где его ждала жена с такими зелеными глазами, что за десять шагов можно было разглядеть, какого они цвета.

Семья Аттаре жила в деревне под Оргонто и принадлежала к местной общине виноделов. Землепроходцев из "Северной Оливы" после церемонии открытия музея Аттаре позвал в гости на несколько дней: им всем предстояло необыкновенное зрелище — испытания крыломаха.

Утром отлив обнажил дно вдоль побережья Сорренского моря. Аттаре — босой, в шелковой красной рубашке и узких черных штанах, закатанных выше колен — с корзиной в руках отправился собирать моллюсков. Он шел вдоль каменистого берега. Крабы спрятались под камнями. Под солнцем сохли медузы и мотки водорослей. В лужицах сверкала вода. Жители Соверна веками употребляли в пищу моллюсков и крабов. Сегодня Аттаре задумал приготовить обед по всем правилам южной кухни. По рецепту местных рыбаков, он решил просто поджарить моллюсков, — весь колорит блюда состоял не в них, а в особом соусе, который к ним подавался: из оливкового масла, лимона, перца и прочих специй.

Стол накрыли на веранде, увитой виноградом. Вокруг зеленели мирты, им еще рано было цвести. Тиона, младшая сестра Аттаре, приготовила целую гору печенья, пахнущего медом и миндалем. Художник Хородар с рассеянным видом отправлял в рот печенье за печеньем то с вином, то со сливками. Мысли его занимала Ярвенна… Какие глаза у нее — просто беда! Вправе ли быть у чужих жен такие глаза?..

Аттаре отодвинул тарелку и рисовал в воздухе пропорции летучей лодки и крыльев.

— В этот раз должно получиться, — уверял он.

Раздался звук домры. Это Ярвенна расчехлила свой инструмент. Застолье притихло. Землепроходцы из "Северной Оливы" уже знали и любили ее песни. Ярвенна приподняла выгоревшие брови, замерла, словно прислушалась к чему-то, и вдруг начала быструю мелодию с завораживающим, словно шаманским, ритмом, отбивая такт босой ногой по деревянному полу веранды.

Укрепляет полынь корневище,

Чтоб цвести все пыльное лето.

Шелестят ее листья: "Отыщем,

Где светло: мы питаемся светом".

Сок полыни целебен для ран,

Если ранен стрелою меткой.

Сребролистой полыни стан —

Не твоих ли кочевье предков?

Изменяются времена,

Изменятся лики рас.

Но растут мои семена,

С мертвой мглой забвенья борясь.

В травном шелесте солнцеворота

Ты услышишь гортанный оклик,

Это зов твоего народа.

Он, носящий полынный облик,

Тебя примет в полынный клан:

Ты обличье прежнее сбрось и

В землю ляг одним из семян

К равноденствию в эту осень.

Вечным холодом глубины

Сжато сердце — и стук в висках.

Мне во тьме приходили сны

О сияющих небесах.

Мир — таган для жизненной силы:

Он всегда кипит и бездонен.

Здесь волокна в растеньях — жилы

Напряженных людских ладоней.

Здесь уже в семенах живет

Верность корню, стойкость и горечь.

Здесь кочует полынный род —

В лица солнце въелось, как щелочь.

Изменяются времена,

Изменятся лики рас.

Но растут мои семена,

С мертвой мглой забвенья борясь.

С середины песни к домре присоединилась поперечная флейта Аттаре: ему подала ее сестра.

Сеславин вдруг вспомнил: в каком-то сне ему снились строчки из этой песни, но в каком, припомнить не мог.

Смотреть на испытания крыломаха собрались любопытные из нескольких окрестных деревень. День был солнечный и ветреный. Аттаре готовился взлететь со скалы над морем. С берега бы крыломах не поднялся: слишком велик размах крыльев.