Земля горячая - [120]
— Я б коляску своему мальцу, — вздохнула Дуся.
— А я — стиральную машину, — сказала бабушка Баклановых.
— Нет, без стиральной машины я пока обойдусь, а вот холодильник…
— Мне бы приемник «Латвия»… — мечтательно сказала Лена.
— А я бы взяла набор пластинок, люблю Чайковского… — И Шура, вздохнув, продолжала: — Ну, пойдем дальше, скажем, в косметический отдел. Что вам по душе там?
— Мне бы духи «До-ре-ми», — покраснев, молвила Лева.
— Вот духи-то мне ни к чему! — добродушно улыбнулся стивидор. — Пусть «До-ре-ми» хватает кто-нибудь другой.
И все наперебой заспорили о вещах, о вкусах.
— Ага, вот где собака зарыта! — рассмеялась Шура.
Удивительный человек она! На скамейке вспыхивают горячие споры о жизни, с ее появлением они разгораются еще сильнее. Шура как-то умеет расшевелить всех, зажечь. Эх, как мне недостает этого уменья!
Вот к Шуре подсела Таня Нечитайло и что-то тихонько нашептывает ей. Шура мрачнеет — ей явно не нравится то, что говорит Таня. Такова Шура — она не умеет и не хочет скрывать свои чувства.
Здесь, на этой скамейке, она оживленно беседует, скорей, запросто разговаривает с женщинами и мужчинами, а, наверное, только вчера или позавчера эти же люди перемывали ее косточки, осуждающе ворчали: «Отбила у человека мужа…» Шура не прячет своей любви и никого не боится. Должно быть, поэтому и не говорят о ней ничего плохого. Наоборот, Шуру многие уважают, к ней обращаются с разными вопросами.
А я боюсь кривотолков. Мне кажется, что моя беременность — предмет нескончаемых сплетен. Но почему я стесняюсь того, что стану матерью? Надо смотреть на все проще… И вдруг словно издалека прозвучал голос Лены:
— Галина Ивановна-то наша поправляется!
Тут же вмешалась Дуся:
— Поправляется, да уж больно односторонне!
Все дружески смеются. Я чувствую, что краснею. Мне хочется немедленно уйти.
— Дело это мне знакомое, — улыбаясь, продолжает Лена, — сама недавно Ромку таскала. На острое так и тянуло. Огурчика или соленой рыбки не хочешь? — спрашивает она меня. — А то заходи, у меня есть.
Низко склонив голову, я молчала. А лицо горело от смущения.
Я облегченно вздохнула, когда женщины заговорили о чем-то другом, одновременно злясь на себя — даже не хватило решимости встать и уйти.
О чем только не переговорили в «клубе» за вечер! Кажется, усть-гремучинцы могут вот так сидеть и разговаривать до утра. Но вот ушла Шура, за ней стали расходиться и остальные. Я тоже пошла к себе. В коридор из комнаты Баклановых неожиданно донесся взволнованный голос Шуры:
— Нельзя так!..
— Ты права, Шура, — отвечал ей Бакланов. — Верно! Надо переходить в наступление. Будем наступать и словом и делом. Бой должен быть без скидок и уступок. Драться так драться, черт побери!
Шура пытается возразить:
— Но у него найдутся защитники, начнут упрекать нас…
— Пусть упрекают! Мы не должны идти на поводу у дельцов, вроде Карпухина. Нужно привлечь к этому делу побольше народа…
Только сейчас я ощутила вдруг неловкость: стою и подслушиваю… Нехорошо! Я побыстрей вошла в свою комнату. Не знаю, как это получилось, но я и в самом деле подслушивала…
Я включила радио, принялась готовить ужин, но услышанный разговор не давал мне покоя: о чем все-таки они договорились, какой бой они хотят дать Карпухину? Тут же я вспомнила о Тане, спирте и записочках. Наверное, Таня все рассказала Шуре…
И верно, вскоре на «Богатыре» состоялся товарищеский суд над Карпухиным и его прихлебателями.
Остались позади тревожные дни ревизии, допросов, слез, горячих перепалок на партбюро. Разговоров в Усть-Гремучем — хоть отбавляй. Говорили, будто карпухинская компания разбазарила сотни литров спирта. Зал «Богатыря» был набит до отказа — буквально повернуться негде. Пришли и рыбаки. Толя сказал мне, что вокруг «Богатыря» тоже полно народу.
Я посмотрела на Карпухина — лицо его осунулось, посерело. Он сидел неподалеку от стола, за которым возвышалась фигура Степанова, и нервно пожимал плечами. Время от времени он посматривал на Булатова, который, как ни странно, ободряюще подмигивал своему начснабу. Председатель суда Степанов, кое-как успокоив шумевшую публику, изложил суть дела. Затем слово предоставили Карпухину. Торопливо и путано пытался Карпухин обелить себя в глазах людей.
— Разве я себе спирт брал, разве положил в свой карман хоть одну чужую копейку? — театрально возмущался он. — Нет, и сто раз нет! Все делалось для общей пользы…
Степанов резко отодвинул стул:
— Да, ты, Карпухин, ни к кому не залез в карман, это верно. И вроде честным себя считаешь. Давайте разберемся. Работаешь ты начснабом порта, а делаешь такие дела, которые снабжения-то и не касаются! — И, обращаясь уже не к Карпухину, а к сидящим в зале людям, Степанов продолжал: — Потребовалось, скажем, песчаную косу перед управлением порта засадить деревьями — Карпухин посылает своего подчиненного в автобазу рыбокомбината. Тот уговаривает шоферов сработать налево. И расплачивался Карпухин спиртом. Да, по документам он ни копейки не взял себе. А как выяснилась недостача спирта, попытался прикрыть ее липовым документом — спирт, мол, взаймы дали рыбокомбинату. Не удалось ему это, пришлось расплачиваться! Но разве только ценности ему были доверены? Он отвечал и за людей. Ведь это что же такое, товарищи, получается — незаконно выдавал спирт, незаконные сделки совершал… Так в старое время тут, на Камчатке, и на Чукотке купчишки действовали! По-моему, надо перевести Карпухина на низовую работу. Тогда он поймет, что к чему.
В повести «Меж крутых бережков» рассказывается о судьбе современной деревенской молодежи, о выборе ею после окончания школы своего жизненного пути, о любви к родному краю, о творческом труде. Наиболее удачным и запоминающимся получился образ десятиклассницы Фени, простой советской девушки из деревни. Феня предстает перед читателем натурой чистой, целеустремленной и твердой в своих убеждениях. Такие, как Феня, не пойдут против своей совести, не подведут друзей, не склонят головы перед трудностями и сложностями жизни. Василия Золотова читатели знают по книгам «Там, где шумит море», «Земля горячая», «Придет и твоя весна» и др.
Нелегкий жизненный путь прошел герой романа коми писателя Бориса Шахова: еще подростком Федор Туланов помог политссыльному бежать из-под надзора полиции, участвовал в гражданской войне, революционных событиях, а затем был раскулачен и отправлен в лагерь…
"Самое главное – уверенно желать. Только тогда сбывается желаемое. Когда человек перестает чувствовать себя всемогущим хозяином планеты, он делается беспомощным подданным ее. И еще: когда человек делает мужественное и доброе, он всегда должен знать, что все будет так, как он задумал", даже если плата за это – человеческая жизнь.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».